— Тихо ты! Щас выберемся, — попыталась я остановить блеяние.
— Бээ-э! Бэ-э!
— Знаю, сама тоже не в восторге. Но главное, что все живы.
Хвойные иголки царапали все свободные от одежды участки кожи, веточки забирались и под джинсы и в рукава, лезли в рот и глаза. При малейшем движении акупунктура усиливалась. Если мне удастся выбраться из под елки без травм, буду считать себя просто невероятным везунчиком. Как в старом французском фильме «Неудачник».
Я вертелась как уж на иголках, овца все звала на помощь. Однако результата ни от ее действий, ни от моих, не было. Моя нога застряла намертво и как я не дергала, это грозило лишь тем, что останусь на морозе без штанов и ботинок. Свою грелку, овечку то есть, я теперь уже сознательно не отпускала, без нее и замерзнуть недолго.
— Люди! Помогите! — в два голоса орали мы.
В это же время в домике для овечки сидят два гнома. До роковых событий именно эти двое бородатых разбойников выгнали с нагретого места бедную овечку, заняв ее тепленькое местечко на подстилке. Из замызганного декоративного окошка они в три глаза наблюдали за происходящим на улице и тихонько переругивались. Впрочем, для гномов это привычная форма общения.
— Мы и помогаем, помога-аем! — потирая ручки в красных варежках, ответил один из них на крик снаружи.
— Ты, маньяк старый! Ты же мог ее прихлопнуть!
— Не мог, трусишка! Лужу наделал, или как? Еще нет? — мерзко хихикал гном, названный старым маньяком.
Трусишка же не обиделся, он как никто другой знал, — на обиженных воду возят. А колодец далеко на улице, да и ходить приходится часто. У них в доме расход воды большой.
— Если она узнает, шкуру с тебя спустит. И я все-все ей расскажу!
— Не расскажешь! — прошипел Маньяк. — К тому же, нечего рассказывать. Все по плану. Все выверено до миллиметра, у меня глаз-алмаз! — Гном подмигнул товарищу из под седой брови бриллиантовым глазом.
Площадь окружали магазины, кафе и рестораны. Еще всякие гос-учреждения, небольшие музеи и концертные залы. Крах елки и крики о помощи не достигали ушей бдительно спящих сторожей.
Белый циферблат часов на ратушной башне показывал, что прошло ровно семь минут. Мне же казалось, что не менее часа. Попытка позвонить в службу спасения также провалилась. Телефон на все манипуляции отвечал черным экраном и безобразной ухмылкой-трещиной на нем.
Наконец-то в тусклом свете фонаря я увидела человека. Он бежал легкой трусцой из боковой улочки. Одет во все черное, на голове вязаная шапочка, только кроссовки отсвечивали отражательными полосами. Кто бегает в час ночи в мороз? По льду?
— Эй! Помогите! Я застряла!
— Бэ-ээ-э!
— Мы застряли!
Черный спортсмен подошел ближе и я разглядела его в подробностях. Парень, высокий, мощного телосложения. Высокие скулы, тяжелый подбородок и серые холодные глаза под темными бровями. Довольно криминальный, хищный тип.
Он молча подошел и остановился, глядя сверху вниз. Я тоже замолчала, внезапно осознав собственную уязвимость. Сижу в ворохе еловых веток в обнимку с овцой, темно, никакого освещения кроме разноцветных гирлянд, на снегу вокруг разбросаны пирожки с мясом. Когда падала, пакет порвался и содержимое полетело во все стороны. Ярко алый пуховик делает мою фигуру похожей на помидор, из под капюшона видны только светлая челка и нос, под цвет куртке.
— Романтика-а… — выдохнул в укрытии Трусишка.