– А можно как-нибудь посмотреть на этих духов? Отдельно от предмета. Или они тоже невидимые, как и старшие? Или они всегда рядом, просто именно я их не вижу?
– Они редко показываются, - ответил Микар. - Но сегодня праздник, наверняка не удержатся и явятся. Если хочешь, я покажу: видят их все инчиры, мужчины тоже.
– Да, было бы неплохо.
На том и порешили. Старейшина опять ушёл, его внимания требовала подготовка праздника, а я собралась всё же заняться своими языковыми изысканиями. Но для начала, ведомая любопытством, сунула нос в свёрток.
Те женщины, что собирали мне вещи, явно подошли к подбору очень старательно и ответственно, позаботились обо всех мелочах вплоть до белья и украшений. Здесь было несколько ниток бус – из необработанных цветных камней, из глиняных и деревянных шариков с узорами, даже каких-то высушенных ягод и мелких цветных пёрышек. А вот зубов и когтей не наблюдалось – наверное, считались мужскими украшениями.
И это было... мило. Подобрать другое слово я не могла. Как-то наивно, немного по–детски, но – от чистого сердца и с искренней заботой. Украшения выглядели достаточно нелепо и очень примитивно, особенно в сравнении с ювелирными работами иналей, но вызывали куда меньшее отторжение. Обычно я не ношу украшения: одна из типичных для магов крови особенностей, мы плохо переносим прикосновение к коже того, что никогда не было живым. Оно не обжигает, не наносит реального вреда, но ощущается постоянным холодком, к которому невозможно привыкнуть.
Может, попросить у кого-нибудь сделать бусы только из дерева? Дома мне бы такая мысль и в голову не пришла, а если пришла, то я бы отмахнулась от неё как от безумной. А здесь... наверное, что-то не так у меня с эстетическим вкусом, но местные украшения и вообще одежда пришлись по душе. Да и сама необходимость пожить среди инчиров несколько лет, стоило успокоиться, уже не вызывала отторжения. Всё же я очень легка на подъём и люблю новые впечатления, а то старейшины льдом бы покрылись, уговаривая меня на эту экспедицию. Может, потому и выбор их в итоге пал на меня, а не потому, что я вредная; не так уж я им досаждала.
Но особенно среди подарков мне приглянулся резной деревянный гребень, широкий и редкий. В меру аккуратная вещица не весть какой тонкой работы, однако его было очень приятно держать в руках, просто касаться, гладить – дерево казалось тёплым, живым. В нём ощущались слабые отголоски магии – недостаточные для того, чтобы определить её природу, но привлекающие внимание и явно имеющие светлый оттенок. Использовать гребень по прямому назначению я не собиралась, для этого есть чары, а вот собрать и заколоть волосы, чтобы не мешались – идеально. Именно это я и сделала и вскоре с головой нырнула в изыскания.
Для того чтобы пропустить праздник, я оказалась слишком любопытной. Конечно, была и объективная необходимость взглянуть на местных духов, но я понимала , что ведёт меня в первую очередь желание узнать, как веселятся аборигены. Даже поддалась порыву и воспользовалась подаренными украшениями, превратив пару бус в украшения для волос, которые вплела в косу – единственный доступный мне способ носить подобные вещи. Каждый раз, собираясь куда-то в приличное общество, я думала , что вот эти сложные причёски с вплетёнными драгоценными нитями вошли в обиход иналей с лёгкoй руки кого-то из моих собратьев по дару. Конечно, я та ещё прекрасная иналь, «общество» тут своеобразное и драгоценности соответствующие, но кое-что женское мне всё-таки не чуждо.
Хорошо, что днём я совершила пару вылазок за пределы шатра, поэтому успела немного морально подготовиться. Дело в том, что после вчерашнего инчиры стали относиться ко мне совершенно иначе. По-прежнему глазели, но теперь восторженно, как на сошедшее на землю божество. Каждый встречный норовил улыбнуться и поздороваться, по возможности – погладить по плечу или по голове, в зависимости от роста и наглости. Первые пару раз я от неожиданности даже не отреагировала , на третьего по–кошачьи зашипела, четвёртый получил по руке, еще от пары я просто увернулась – а потом инчиры немного снизили градус восторга или просто поняли, что такое проявление чувств мне неприятно. Впрочем, не обиделись, продолжили улыбаться: мол, что с этих духов вoзьмёшь. Хотя некоторые всё равно пытались «приласкать», но я была настороже.
Праздник сосредоточился вокруг нескольких больших костров. Кажется, делились инчиры по деревушкам, в которых обитали большую часть года. Во всяком случае, меня Микар проводил в компанию к Траган,и тут же я заметила нескольких знакомых женщин из того же поселения. Подобное общество не слишком радовало, но причина всех злоключений ко мне не подходила, а в остальном было плевать: всё равно я не понимала, о чём они говорят. Сидела в стороне на одной из подушек, прихлёбывала из плошки и наблюдала.
Сначала все просто общались, ели и пили какой-то слабоалкогольный сладкий напиток с медово-ягодным привкусом. Потом появилась музыка – быстрая и неожиданно очень сложная, не просто ритмичный стук барабанов, но целый небольшой оркестр. И песни – многословные, порой речитативные; я не понимала слов, и это придавало их звучанию особенное очарование – голоса, мужской и женский, были просто еще одним инструментом.
Очень скоро, под одобрительные возгласы и пoдбадривания, в пляс пустилась какая-то девушка, а вскоре к ней присоединились другие танцоры. Быстрые, простые движения бёдрами, плечами, короткие шаги и взмахи рук – некоторые мои сородичи назвали бы эти танцы непристойными, а по–моему было красиво.
Непонятно как сложившиеся пары вызывали у местных особенное удовольствие и двигались без всякого стеснения – партнёры с удовольствием касались друг друга, прижимались и вообще как будто прямо сейчас были готовы перейти к чему-то гораздо более приятному. Наблюдая за этим, я пришла к выводу, что местные как минимум руководствуются принципом «что естественно – то не безобразно», если предположить в танцорах семейные пары, а как максимум – обладают весьма мягкой моралью, если партнёры не связаны никакими узами.
А ещё, рассматривая инчиров, я сделала неожиданное наблюдение. Здесь почти не было мужчин,имеющих «среднее» телосложение: те подростки, которых я встречала в деревне, к празднику не допускались, а промежуточного звена между ними и огромными мускулистыми воинами, похоже, не существовало. Не считая Микара и еще пары мужчин, не участвовавших в общем веселье, но это скорее было исключение и, кажется, это были другие старейшины – они держались вместе, о чём-то разговаривая.
Раздумывая о причинах подобного, я сообразила, что не задала еще один важный вопрос о быте и обычаях инчиров: а почему, собственно, женщины и дети живут отдельно? Может быть, не весь год, но какое-то достаточно продолжительное время – как минимум то, которое наша экспедиция наблюдала за деревней. Положим, понятно, почему именно женщины занимаются возделыванием земли, это особенности местной магии. Но что в это время делают мужчины?
Через некоторое время ритм музыки изменился, стал более резким, агрессивным. Потом стихло пение, остались барабаны и пятиструнный инструмент с корпусом из какого-то почти белого дерева или даже кости. Я не заметила, как и когда в круге остались только мужчины, но танец их теперь куда сильнее напоминал бой. А вскоре и вовсе зазвенела сталь, подпевая гулкому уханью одного большого барабана.
К этому моменту я уже наблюдала не отрываясь, жадно, боясь пропустить хоть одно движение.
Оружие у инчиров было выразительным, грозным – хищно изогнутые остроконечные клинки, чуть расширяющиеся в конце второй трети. Некоторые мужчины ловко управлялись сразу с двумя одинаковыми мечами.
Сейчас я открыто любовалась воинами: да, непривычно крупные, они на первый взгляд казались массивными – но двигались легко, плавно, очень красиво. Эта красота сглаживала грубость и несовершенство лиц, крупные размеры и непривычные пропорции, позволяла не обращать внимания на странно тёмный цвет кожи и забывать резкие, слишком низкие голоса. Да, это не идеальный сплав смертоносной силы и красоты вроде Лераля или даже других, менее совершенных моих сородичей, но... что-то в них было. Не привычные, радующие глаз серебристые барсы, но – по-своему обаятельные и гармоничные медведи. В этот момент верилось, что я скоро привыкну к их странной наружности и даже, может быть, устрою себе удобную и приятную личную жизнь. Выберу какого-нибудь аборигена помельче и поаккуратнее... Вот, например, вроде этого инчира с набором трофейных когтей, вплетённых в височные косы.
Полюбовавшись вволю и привыкнув к немного непривычному стилю боя, я, впрочем, засомневалась в своём выборе. Судя по всему, перед нами сейчас выступали самые молодые воины – я начала замечать ошибки, которых было немало. Но главное, я обратила внимание на татуировки и отметила закономерность: у сидящих мужчин, включая Чингара, сплошной узор покрывал почти всю верхнюю часть торса и руки до локтей, а у этих, пляшущих сейчас, чернел только на плечах. Да и смотрели остальные мужчины на молодёжь этак покровительственно, как на показывающих себя детей.
По непонятной мне команде воинская пляска оборвалась, инчиры одновременно остановились и опустили руки. Из «зала» раздались одобрительные выкрики, подбадривания, молодые воины разулыбались, довольные похвалами. И в этот момент меня, отвлекая от созерцания, негромко окликнули по имени.