Так что, могу только сделать вывод, что и у мужчин, и у женщин минусов масса и только считанные представители обоих полов могут быть хорошими партнерами в постели. Двух мужчин могу вспомнить в своей жизни — тебя и Корейца и столько же женщин, наверное. А остальные…
— Тебе хорошо, Олли? Я вижу что тебе нравится. Поцелуй же меня, бэби…
Да ни хрена мне не нравится, и не бэби я ему — но ничего не поделаешь, у меня с детства принцип был такой — раз уж оказалась в постели с мужчиной, должна быть на высоте и сделать так, чтобы у него остались максимально яркие впечатления. Именно поэтому, когда час-полтора назад оказались в моей сексуальной комнате, устроила для него показательные выступления с вибратором, коронный мой номер, исполнению которого отдаюсь настолько полно, что кончаю всякий раз бурно, а потом попросила его приковать меня к хитроумному приспособлению, напоминающему пыточный инструмент из средневековья, и отхлестать хорошенько, и брать грубо. Мужчин это всегда возбуждает, такое вот изнасилование, особенно если хорошо им подыграть. И я подыграла — извиваясь под совсем не больно бьющей плеткой, максимально оттопыривая попку и виляя ей под собственные крики и стоны, демонстрируя гладко выбритые складки между ног, и завопила, когда он вошел быстро и резко — подзадоривая и еще больше его возбуждая.
А теперь вот лежим в постели — я на спине с закинутыми на него ногами и стянутыми наручниками руками, а он между моих ног, заводясь от моего бессилия, подбадриваемый создаваемым мной звуковым фоном. И моя любимая водяная кровать сейчас напоминает мне утлое суденышко, тыкающееся в берега маленького искусственного пруда. Никакого удовольствия от такого плавания. И в этом не моя вина, но неудачного штурмана, которому я намеренно предоставила управление кораблем, потому что та же кровать, при наличии на ней Юджина, представлялась мне роскошным океанским лайнером, бороздящим волны наслаждений, никогда не пристающим к берегу, не бросающим якорь, не заходящим ни в какие порты для передышек — если только по просьбам утомившихся пассажиров. Или подводной лодкой, успешно ведущей боевые действия, то ускользающей фаллически в бездну и блуждающей по глубоководным фарватерам, то выныривающей на поверхность для ракетного залпа.
Аккуратно стаскиваю с него презерватив, второй за нынешний сеанс, и медленно-медленно провожу языком по всей длине не слишком длинного члена. Секс с ним — только в презервативе, без него он мне противен, хотя, в принципе, мое отношение к презервативам резко отрицательное. Но в любом случае делать в нем минет — это слишком, такое ощущение, словно резину жуешь. Он дергается, словно ток через него пропустили, и пальцы мои оказываются внизу, покалывая его ногтями, а губы обхватывают мужское его достоинство. Думаю, такого орального секса у вас еще не было, мистер, такого творческого и долгого. Для меня же это призвание, я же бывшая жрица любви, как никак, ушедшая в отставку и вот вынужденная снова явиться людям, точнее, этому человеку, очень и очень мне нужному, и потому не чувствую, как немеет постепенно язык и ноги затекают, и очень нескоро перевожу его через границу, за которую так долго не пускала, и принимаю в ротик вялый его выстрел.
— Это божественно, Олли, это просто божественно. Позволь, я сделаю то же тебе…
Пытаюсь отнекиваться, расточая комплименты по поводу того, как он утомил меня своим напором и мощью, мягко убеждая, что ему следует отдохнуть, — но ничего не получается. Ладно, десять минут, и сымитирую мощнейший оргазм — натурального ждать не приходится. И вообще, на мой взгляд, мужчинам заниматься оральным сексом не стоит — у них при этом такой вид, словно они тебя облагодетельствовали, совершили ради тебя нечто из ряда вон выходящее, хотя сами с легким сердцем суют женщине в рот немытый член, полагая, что доставляют ей массу удовольствия. Я, правда, умудрялась кончать, делая минет, — но только с тобой, с первым мужчиной, открывшим мне, что такое оргазм, и с Корейцем изредка, поначалу реже, чем с тобой, потому что ты любовью занимался нежно и мягко, а он, как правило, зверствует, и только бы не задохнуться с его гигантским членом во рту, не до оргазмов уже, но я быстро привыкла.
Вот лежу опять на спине, тихо постанывая и дергаясь изредка, и чувствуя прикосновения его языка — готовая поставить большую сумму на то, что он устанет минут через пять и начнет тыкать меня пальцами. Да и большинство женщин так же делает. Может, сказать ему, чтобы взял вибратор — все поприятней? Но лучше не отрывать — пусть упивается своим постельным мастерством. Для этой цели Стэйси мне бы больше пригодилась, но я ей так и не звонила с тех пор, как вышла, и она, наверное, решила, что я пропала куда-то или не желаю с ней общаться. Позвоню, завтра же и позвоню, прямо с утра, как проснусь. Потому что есть такое ощущение, что тот, кто не слишком умело меня там вылизывает сейчас, скоро упрется — он же конгрессмен, он на свою репутацию пятно бросить не может. А так все солидно: заехал к кинопродюсеру поговорить о деле, проконтролировать, как там себя чувствует отечественное кино, может, предложить патриотичную тему для фильма, дабы прославить великую Америку. Проверил — и бай-бай, великих конгрессменов ждут великие дела.
И вдруг бульканье кровати рождает воспоминание. Я маленькая жирненькая белокурая девочка в надувном бассейне, невинная тогда еще физически, бесстыдно смотрю в глаза взрослого незнакомого мужчины, который, присев на корточки, гладит пальцем мою загорелую щечку, проводит по пухлым губам, тут же с готовностью раскрывающимся, берет из воды мою мокрую руку и неожиданно кладет ее себе между ног, накрывая сверху своей, тихонько поглаживая бугорок в джинсах. И безвольно вырывающееся из меня острейшее желание, из прошлого вдруг силой фантазии перетекающее в настоящее, вызывает сладострастный стон Это не твоя заслуга, Дик, — и не стоит так самодовольно улыбаться.
— Ты фантастичная, Олли, — шепчет наконец, когда я разыгрываю вулканический оргазм, с громкими криками, конвульсиями и страшной дрожью.
— Ты тоже, милый, — выдыхаю, думая, что на самом деле он-то вполне реален — и очередная запись тому подтверждением. Не могу объяснить себе, зачем мне нужна еще одна запись — одна у меня есть уже, — но говорю, что разница в том, что на первой видно мое лицо, а на второй, сегодняшней, я в маске-домино. Наряд как бы специально для него — маска, пояс с чулками и перчатки чуть ли не по локоть, которые потом сняла, — но на самом деле специально для видеокамер. Если человек интимно со мной не знаком — не Стэйси и не сам конгрессмен Дик, других интимных знакомых в этом городе у меня нет, не считая нескольких прежних любовниц, — хрен скажешь, что это я. Не представляю, как буду его шантажировать, но вдруг пригодится.
И лежу на постели, размышляя, и смотрю, как он выходит из душа — у меня, естественно, отдельная ванная при сексуальной комнате, необходимое дополнение — и опускается в кресло, жадно разглядывая меня. Смотри, милый — и чуть шире раздвигаю ножки и чуть приподнимаюсь на локтях, глядя ему в лицо. Нравится ему это зрелище — и готова поспорить, что хочется еще, и были бы у него силы, он бы сейчас задвинул свою осторожность и остался бы еще на час, но сил у него нет. Это я поняла, еще когда минет ему делала, чувствуя под губами обмякший орган и с трудом не давая ему упасть. Хреновенький он любовник, Дик — и в первый раз был не очень-то хорош. И ничего бы между нами больше не было, если бы не мои злоключения.
— Мне пора, Олли, — ты же понимаешь, дела…
Киваю — хотя какие к черту дела, когда уже полночь. Но, с другой стороны, мне же лучше, чтобы он убрался поскорее — мне есть над чем подумать, да и тоскливо с ним все равно, как и со всеми другими — если не считать исчезнувшего Корейца.
— Мне так жаль, Дик. Надеюсь, мы увидимся в ближайшее время?
— Ну конечно, Олли, непременно.
О, великодушнейший из великодушнейших! Когда я выхожу из душа, он уже одет полностью и сидит с моей сигарой и порцией моего же виски.
— Извини, Олли, — я должен переключиться с такой приятной темы на более сухую и прозаичную. Я лично поговорю с этим Крайтоном, и уверяю, что больше у тебя не будет с ними проблем. Это безобразие, то что он позволил себе такое! Если он еще раз осмелится побеспокоить тебя, его карьере конец! Если что, сразу же звони мне.
— Спасибо, Дик.
Целуемся на прощание, и я спускаюсь с ним вниз, накинув халат, но не выходя из дома — не сомневаюсь, что за воротами его ждет машина с телохранителями, и ни к чему его компрометировать таким образом. А в случае нужды у меня есть компромат посильнее…
“Если что, сразу же звони мне…” Ну да, конечно, Мартен уверяет, что пытался до него дозвониться все десять дней, пока я была в тюрьме, — безрезультатно. Он сам объявился, как раз сегодня, когда я уже второй день на свободе, — встретились втроем в ресторане, на ланче, и, кажется, он напрягся, услышав о моих делах. На какое-то мгновение — но я увидела, и еще показалось, что остаток ланча он думал судорожно, как ему быть со мной дальше: и хочется, и колется. Потому что начнись мои проблемы заново, и он скомпрометирован общением со мной — особенно если кто-то просто заподозрит, что мы не только за ресторанным столиком проводили время. Конечно, обещал полную поддержку и деланно порывался позвонить в ФБР прямо из ресторана — но легко дал себя уговорить этого не делать, а разобраться со всем при личной встрече с Крайтоном. А когда Мартен вышел незадолго до нашего ухода в туалет — по-моему, специально, чтобы оставить нас одних, — еще раз мне посочувствовал, только намного мягче, и спросил, не приглашу ли я его вечером, чтобы мы еще раз обсудили этот вопрос.
Я, естественно, поняла все так, как надо — хочет поиметь меня еще разок под предлогом помощи, — но согласилась. Ситуация такая, что он мне может очень и очень понадобиться — и ни к чему из себя строить девственницу. Все равно Юджина нет — и некому хранить верность.