— Нет, с чего ты взяла?
Мама тяжело вздохнула и пригрозила:
— Я же и погадать могу. И тогда придется долго объясняться.
— Гадай, — легко согласилась я, и меня все-таки оставили в покое.
Инспектор припарковался в соседнем дворе. Я понадеялась, что так удастся провести мать, и она не узнает о том, кто меня довез. Лучше, чтобы ей не стало известно. Она и так слишком сильно переживала тогда, пять лет назад, настолько сильно, что и сейчас, стоит упомянуть при ней Левина, как мама начинает хвататься то за голову, то за сердце.
— Я подожду столько, сколько требуется, Софья Андреевна, — напутствовал меня инспектор с обычной своей прохладной невозмутимостью, — не переживайте слишком сильно, мне есть чем себя занять.
Переживала я точно не за этого докучливого человека, а, скорее уж, за себя. Неизвестно, что произойдет, посчитай Левин, будто я злоупотребляю его любезностью.
— Хорошо. Но я постараюсь уйти побыстрей, — сказал я на прощание, выходя наружу.
На душе становилось все тоскливей и тоскливей. Каждый "хороший мальчик" становился камнем на сердце, и теперь в душе возвышал целый курган из таких камней. Некоторые из мужчин, которых мама желала бы иметь в качестве зятя, действительно оказывались неплохими, и я это даже понимала, но… каждый раз, когда я пыталась тепло улыбнуться очередному потенциальному жениху, поднималось во мне мерзкое, гадкое чувство, будто я предаю того, кого и не видела никогда в своей жизни.
Стоило мне только подняться и прикоснуться к двери мамы, как она открыла, замерев на пороге в парадном платье. Должно быть, подруга была не такой уж простой, раз встречают ее при полном параде.
А я в джинсах и свитере: еще один повод для укоров. Потому что "какой мужчина на тебя посмотрит в таком виде".
— Мария Анатольевна уже боялась, ты не явишься, — недовольно поджала мама губы цвета фуксии. И помада парадная. Плохой знак. — И Вадик заскучал. Хорошо, еще Костя меня не бросил в беде.
Я мучительно пыталась понять, о каком именно Косте вообще речь, но быстро махнула рукой, пока мне снова не начали выговаривать за все, в чем я согрешила перед своей семьей с самого момента рождения.
Марию Анатольевну встречать мне раньше доводилось не раз и не два, какая-то начальственная дама, которая всю жизнь карабкалась по карьерной лестнице в областной администрации и даже достигла определенных высот. Выглядела мамина знакомая именно так, как и положено выглядеть чиновнику: рядом с ней становился неуютно, и сразу хотелось скрыться с глаз долой. И даже ярко-синий костюм не умалял холодности этой женщины, скорее только подчеркивал ледяной блеск светлых глаз, придирчиво оглядывающих мир из-под очков. Пришедшего с ней Вадима мне даже стало немного жаль. В нем я увидела родственную душу. Во всех детях властных родителей есть нечто общее: робость, которая проскальзывает во всем облике, и взгляд человека, готового выслушать очередное резкое слово, в очередной раз не имея сил дать отпор.
Вадим посмотрел мне в глаза и как-то устало и очень грустно улыбнулся. Ему тоже это знакомство было поперек горла, но проще согласиться с матерью в тщетной надежде, что она хотя бы на пару недель успокоится, чем сказать решительное нет. Я едва заметно кивнула ему и прикрыла глаза на секунду, смиряясь с мыслью, что сегодня будут страдать два человека вместо одного. От этого почему-то стало совсем уж тошно.
— Здравствуйте, — тихо поздоровалась я с гостями, занимая место в кресло, должно быть, оставленное специально для меня.
Мария Анатольевна поздоровалась сухо, с очевидным недовольством поджимая тонкие губы.
Обычно такие дамы искали в невестки для драгоценных чад совершенно определенных жен: сильных, как они, но при этом признававших безоговорочное главенство свекрови. Подобных в природе попросту не существовало, так что любимый сын старился рядом с матерью, которая, конечно, до самой смерти обожала свое драгоценное дитя больше, чем могла бы любая другая женщина.
В этот момент, словно бы по волшебству, из кухни вышел, должно быть, Костик, о котором упоминала мама. Кажется, этого мужчину мне приходилось уже видеть, то ли на ежегодном шабаше, то ли на каком-то официальном мероприятии местного масштаба. В любом случае, он был из наших, и это дало мне надежду пережить поход в гости.
— Здравствуй, Соня, — с сияющей улыбкой сказал Костик, торжественно вручая фарфоровую чашку с чаем.
Ради гостей мама вытащила самый свой ценный сервиз. Сразу стало любопытно, какую же должность занимает сейчас Мария Анатольевна, если ее сочли достойной таких почти королевских почестей.
То, что ко мне обратились так бесцеремонно, раздражало, но я не была уверена, что когда-то сама не дала по неосторожности право обращаться к себе на ты, поэтому с чуть натянутой улыбкой поздоровалась.