– Извини, Мэй,– произнес Дортмундер, бросая на журнальный столик двадцать восемь тысяч долларов,– но у меня плохие новости.
На следующее утро, около девяти утра Дортмундер, зевая, почесываясь и часто моргая, вошел к себе на кухню и обнаружил там веселого Энди Келпа, расположившегося за столом.
– Только не это,– пробормотал Дортмундер.
Мэй, которые последние четверть часа слушала, как он бродит из спальни в ванную и обратно, стояла у плиты и готовила ему кофе.
– Джон, не ворчи,– сказала она.– Энди заехал сказать «привет!».
– Привет,– ответил Дортмундер. Он подсел за стол, наполовину занятый локтями Энди, и подвинул к себе «Чириос», который любил употреблять с большим количеством молока и сахара.
Энди, худощавый жизнерадостный парень с острым носом, сидел с улыбкой «мечта дантиста», наблюдая за тем, как Дортмундер, словно экскаваторным ковшом, нагребает себе в тарелку сахар.
– Джон, что с тобой? – поинтересовался он.– Мэй сказала, что ты сорвал вчера неплохой куш.
– Вот как?
Мэй поставила перед ним чашку кофе (много молока, много сахара) и пояснила:
– Я знала, что ты будешь не против, если я расскажу Энди.
Как порой ошибаешься в людях! Дортмундер сгорбился и приступил к завтраку.
– Но если ты с наваром и на свободе, почему такое грустное лицо? – не унимался Энди.
– Джон, кольцо не столь важно,– добавила Мэй.
– Не для меня,– уточнил Дортмундер.
Энди насторожился, словно белка, услышавшая шум от падающего желудя.
– Кольцо?
Дортмундер внимательно посмотрел на обоих и спросил у Мэй:
– Ты что, рассказала ему не все?
– Я решила, что ты сам захочешь.
– Не захочу.– И Дортмундер запихнул в рот такое количество «Чириоса», которое позволило бы ему не общаться с внешним миром целую неделю.
Так что пришлось Мэй поведать Энди про посылку из «ФедЭкс», кольцо на память о полузнакомом дядюшке, про то, как оно идеально налезло на палец Джона (по крайней мере, она умолчала о том, что кольцо предположительно приносит удачу, за что он был ей признателен), и про то, как хозяин дома на Лонг-Айленде прошлой ночью украл его.