Было почти одиннадцать вечера.
Они лежали обнявшись, уже отчасти насытившись друг другом после двухнедельной разлуки. Он потянул руку в полутьме, отхлебнул пива из бутылки, потом закурил - приятны простые человеческие радости после многодневного холода в тундре. Зашелестел исписанными по-старинке листками блокнота - ни ноутбук, ни даже планшет с собой некогда было брать - вылетели на вертолёте по авралу.
- Дописал своё древнерусское? - она хихикнула смущённо: ей нравилось увлечение любимого историей Руси, и его рассказы начинающего писателя тоже нравились.
- Почитать? - он засмущался неожиданно; кажется, в темноте видно было как его, ещё по-юношески пухлые щёки, запылали. Но поцелуй подбодрил, он снова зашуршал листками, откашлялся:
"Зегзицею мысль в Фотиньин лоб несётся -
а ну как не придёт милый мой за Булгар-рекой захороненный.
Ан приходит милый её - князя Зореслава отрок - уже и солнце село красное.
Садится за стол девичий, да и куру пополам рвёт - ровно пёс не наевшийся жрать давай.
Фотинья смотрит - и всё про навьих людей да упырей вспоминает...
А Андрей куру вином фряжским запил - знай, по бороде красные струи стекают.
Фотинья от страха сжалася - поминает всё силу нечистую, знаки упыриные... Как Андрей подымается, да к Фотинье - а из портов холщовых уд подымается... Сомлела Фотинья - ан Андрей её на постелю девичью кидает, да давай всю-то Фотинью тем удом пользовати - изорвал и Евино, и содомское тайное - и после того в ночь русскую, дождливую и плаксивую вывалился - только синими искорками на крыльце рассыпался.
А Фотинья истерзана в теремку своём малом осталася - и где-то через час такое в утробушке-то ощутила... то ли воин княжий зарождается, то ли упырина мерзостный...
Однако придушить бы его - только рано... год минет..."
... - Дальше пока не придумал - он смущённо захлопнул блокнот - такой лёгкий шелест в темноте.
- Да я и так уже... - Она зябко дёрнулась, вытянула сигарету из пачки, прикурила и закашлялась, и через секунду уже тушила сигарету в пепельнице. - А из тундры что-то вывез для своих фольклорных изысканий, или как там ты это называешь?
- Да... - он замялся - немного. Слышал кое-что.
- А что у вас там самым страшным было? - Милая прильнула к его груди.
- Ну, как тебе сказать... Местные предупреждали, чтобы в пургу, если женщину плачущую увидишь, не приближался.
- А почему-у? - недоумевающий голосок в полумраке.
- Будто, когда к ней подойдёшь - она голову-то поднимет, а лицо без глаз...
- Фу-у, опять ты пугаешь!. - боязливый смех, нежный кулачок стукнул по плечу. - Ну, без глаз, - а потом?
- А потом будто кинется, и высосет твои глаза - он, поперхнувшись дымом, закашлялся и засмеялся.