— Долго грузили?
— Утром начал. К полудню закончил. Вот как раз перед обедом, — Бюргамай постепенно перенимал отрывистую манеру разговора емлянки.
— Придется снимать.
— И ракушку? — Бюргамай в отчаянии сплел щупальца позади спины.
— Всё. А ее — в первую очередь.
— Но зачем?!
— У вас перегруз.
— Быть не может, — возразил Бюргамай, чуть краснея в почтительном превосходстве. Уж что-что, а массу своих вещей он прекрасно знал.
Мастер пошевелила одним из пяти отростков на конечности. О-о! Знаменитый жест приглашения! Бюргамай живо приблизился. Емлянка слегка наклонилась над панелью машины и показала на светящийся индикатор в начале красной зоны.
— Видите?
Бюргамай, конечно, видел, но что это означает — не знал.
— Она сердится? — свое предположение Бюргамай высказал, демонстрируя жесты сомнения.
Мастер опять надолго замолчала, глядя на караланга. Бюргамай решил оправдаться:
— Мне ее Самай продал. Сказал, что грузоподъемность ровно двадцать два кило-бульпа.
— Нет. Двадцать две тысячи бульпов. А у вас нагружено двадцать две пятьсот. Есть разница?
Бюргамай ничего не понимал. Ни емлянский счет. Ни «кило», ни «тысячи», ничего. Он видел, что новой машине плохо, и от этого сам распереживался. С удрученным видом, с помощью кран-дерева, он стащил с машины всё, что на нее загрузил, и пошел прогуляться. Посмотреть на недалекий океан, послушать шум волн, бьющих в низкий берег, подышать горько-соленым ветром, кидающим на лицо терпкие зелено-желтые капли.
Только раз он обернулся. Мастер склонилась над машиной и что-то делала. Лечила, наверно.
Надышавшись и успокоившись, Бюргамай вскоре вернулся. И вовремя. Мастер вытирала руки, а машина радостно подмигивала боковыми сигналами. Потом они внезапно погасли. Что-то не так? Смутные подозрения заставили Бюргамая вопросить пояснений у мастера:
— Как? Оживили? — с фиолетовым отливом неуверенности спросил он.
— Оживила? В каком смысле? Машина не живая…
— Не живая?! Умерла??! Только не говорите, что я ее перегрузил… — ужас от содеянного зелеными волнами прошелся по лицу Бюргамая.
— Нет, вы не поняли, — мастер решила объяснить свои слова, — машины в принципе не живые. Они — эээ… машины. Механизмы. Нечто неодушевленное, сделанное кем-то.