«У вас нарушился суточный ритм», — сказал я ему.
«Точно. Врач, которого я встретил на самолете из Парижа в Вашингтон, именно так и сказал. Милый молодой человек. Специалист по раку. Он сказал, что организм функционирует по-своему, несмотря на то, что происходит вне его, и сердится, когда заходит солнце, а по идее должен быть полдень. И со сном происходит черт знает что».
«Верно, — сказал я и затем многозначительно добавил: — Странно, как все кажущиеся непоколебимыми абсолюты на самом деле относительны. Рассвет, полдень, ночь — для разных людей они наступают в разное время».
«А бедняги-стюардессы на самолетах.
У них из-за этого проблемы с месячными. Любопытно, какие им снятся кошмары? Надо будет спросить». Помолчав, он добавил: «А у птиц бывают кошмары?»
«Бывают, коллективные, — сказал я.
— Возьмите, к примеру, воронов, которые живут рядом с отелем „Маунт Лавиния“ в Коломбо. Посреди ночи они начинают все вместе кричать».
«А это самое Коломбо, как местечко, ничего? В какой оно стране?»
«В Шри-Ланке, а раньше ее называли Цейлон. Гостиница хорошая, только вот вороны страдают кошмарами».
Через шесть недель я опять встретился с Пэкстоном. Это произошло в зале вылета Хитроу. Мне кажется неизбежным тот факт, что он стал своего рода знаменитостью на всех авиамаршрутах мира. О нем сплетничали авиаэкипажи, пропуская по рюмке во время отдыха. Пэкстон сидел за небольшим белым столом в компании серьезной молодой женщины, которая что-то записывала в свой блокнот. Заметив меня, он помахал, однако рука его довольно сильно дрожала. «Никак не могу вспомнить этого слова», — сказал он.
Я сел рядом с ними и представился молодой женщине. Она сообщила мне, что ее зовут Глория Типпет; она сотрудница «Бритиш Эруэйз» по связям с клиентами. «Мистер Пэкстон, зайдите, пожалуйста, в мой кабинет. Там вас ждет маленький сюрприз».
«Не нужны мне никакие сюрпризы, — сказал он со злостью. — Мне все надоело. У меня нарушены все ритмы».
«Суточные», — добавил я. Казалось, что молодая женщина не знает этого слова. Жаль, что ее окрестили Глорией, ибо в ней не было ничего великолепного. Ей скорее бы подошло имя вроде Этель или Идит. В ней было что-то мышиное, а речь ее была загрязнена нечистыми гласными, которые выдавали южнолондонский акцент. Она сказала: «Если хотите, я схожу и принесу его. Это ваш паспорт. Его давно нашли, а когда компьютер дал ваше имя, нам только осталось связаться с работниками иммиграционной службы».
Пэкстон маниакально закричал: «Да не нужен мне этот чертов паспорт. Заберите его!» Он стал делать пугающие жесты, словно отгоняя от себя паспорт, которого там не было. «Что я, не свободный человек? Свободный, как эти чертовы вороны?» Значит, он вспомнил Коломбо. На большом черном табло появился Стамбул, и рядом с названием начала мелькать маленькая красная лампочка. «Вот куда я лечу, — сказал Пэкстон. — Раньше он назывался Константинополем, даже песня есть про это». В его внешности не было и следа этих долгих странных путешествий. Похоже, что на нем был костюм из Гонконга, а седая шевелюра была хорошо пострижена. Однако, когда он направился к выходу на посадку я заметил по его походке, что у него нарушена координация. Казалось, что единственная сумка была для него слишком тяжелой ношей.
«О чем вы пытались у него спросить?» — поинтересовался я.
«Все это так странно, не правда ли? Я хотела узнать, как мы выглядим на фоне других авиакомпаний мира, да может быть получить какой-нибудь материал для нашего журнала. Похоже, что он с заскоками. Раньше он торговал скобяными изделиями», — сказала она, словно этот факт как-то объяснял поведение Пэкстона.
«Вам не следовало бы так отзываться об одном из ваших лучших клиентов. Я имею в виду „заскоки“. Просто он проводит остаток жизни так, как ему нравится. Его единственная ошибка в том, что он считает себя свободным человеком. Сейчас никто не свободен. Он отказался от структуры порядка, и теперь его одолевают демоны хаоса. Вы можете процитировать меня в своем журнале, если хотите».
Ничего не поняв, она, вероятно, подумала, что я тоже с заскоками и унесла свой маленький блокнот. Я заметил, когда она уходила, что у нее красивые стройные ноги, которые никак не вязались с ее мышиной внешностью и акцентом. Природа своенравно раздает свои дары.
Прошло почти два месяца, когда я увидел Пэкстона в клубе для пассажиров первого класса цюрихского аэропорта.
Он храпел, растянувшись среди чопорно аккуратных бизнесменов, читающих «Цюрихер Цайтунг». Они, как говорится, держались от него в стороне. Разбавив джин тоником, я взглянул на первую страницу «Корьере Тичинезе». Кроме встреч на высшем уровне и терроризма, не было никаких новостей. Кажется, объявили рейс в Берн, и многие чопорные бизнесмены пошли на посадку. Подсознание Пэкстона, вероятно, отреагировало на объявление, и, причмокивая, он проснулся. Его верхний зубной протез выпал, и он поправил его большими пальцами рук. Увидев меня, он не удивился. «Вы много путешествуете. Впрочем, вы еще молоды», — сказал он.
«А дома меня ждут жена и дети».
«Знаете, куда я направляюсь? В Тегеран».