— Знаю. Все я знаю. Ты рассказал. И еще я знаю, что не все ты рассказал, утаил от комиссии. — Отец Серафим снова тяжко вздохнул.
Иван не ответил.
Нечего тут разговаривать, да еще перед камерами и микрофонами. Не рассказал и не рассказал. О чем тут говорить? О том, что Дьявол, если верить бывшему оперу Крулю, приказал охранять Ивана и беречь ему жизнь? То-то оживится народ в комиссии! А вопросов сколько новых возникнет. Нет уж, спасибо! Хватит и того, что поведал Иван о пожирании грехов. И того, что рассказал об отринувших. О последнем разговоре с Токаревым, правда, промолчал.
В конце концов, мало ли что мог рассказать Никита Токарев, отринувший в последние минуты своей жизни, когда демон уже ломал дверь, и было понятно, что нее, последняя остановка. И что нужно было Токареву решать — грохнуть пронырливую сволочь Александрова или дать ему последнее задание. Самое последнее, противоречащее всему, во что этот самый Александров верил, за что боролся и что полагал единственно верным.
— Ладно, Ваня. Как вышло — так вышло. Ни тебя не переделаешь, ни этот мир. Придется вам и дальше уживаться друг с другом. Ну, разве что, этому миру придется время от времени прогибаться под тебя и твои фантазии. — Серафим побарабанил пальцами по спинке стула. — Мир, в отличие от тебя, разумный и уступит, где сможет. А ты…
— А я куда? — спросил Иван, наконец.
Понятно, что спрашивать, насколько его мобилизовали, бессмысленно. Теперь важно — куда его зашлют. Могут ведь опером в исправительную колонию отправить. Или во внешний круг охраны какого-нибудь очень северного монастыря. Или очень южного.
— Есть одно забавное место, — немного подумав, сказал отец Серафим. — В средней полосе, не очень далеко от того места, где ты родился. Давно уже собирались открыть там пост Ордена Охранителей, а тут такая возможность…
— Какая? — прочувствовал что-то недоброе в голосе Иван.
— Понимаешь, там очень специфическое место… Район совместного проживания христиан и предавшихся, — Серафим кашлянул. — Церковь очень внимательно следит за тем районом.
— Стычки?
— Да нет, там все как раз спокойно. Почти все и почти спокойно. Некоторые из… — Шестикрылый быстро глянул на потолок. — В общем, полагают, что там вырабатывается новая форма… Как бы это сказать… Сосуществования, что ли… Без нарушения Соглашения и Акта о Свободе воли.
— Разграничением занимаются войска, — сказал Иван. — Где — Международный контингент, где — внутренние. При чем здесь Конюшня?
— Нет там никакого разграничения. Живут без этого.
— То есть?
Видел Иван в молодости, как живут предавшиеся и верующие в смешанных городах. Когда в спецназе служил — видел. И не верил, что есть у подобных экспериментов будущее. Светлое будущее, без сожженных офисов Службы Спасения, без убитых предавшихся и погромов.
— Ты слышал об Автономных районах? — спросил отец Серафим.
— Нет. То есть что-то слышал, конечно, но ничего такого, что бы запомнилось.
— Ну и ладно, на месте посмотришь. Отправляешься ты завтра. Сегодня переночуешь в камере изолятора, уж извини, твоя келья занята. Вещи твои уже привезли. — Отец Серафим набрал воздуха в грудь, словно собираясь еще что-то сказать, но в самый последний момент решил промолчать.
— Что там еще? — Ивану надоели недомолвки.
Чего тут уже молчать, когда все и так настолько плохо, что дальше просто некуда.
— Ничего. Ничего особенного.