Так уж случилось, что родился я на берегу самого курортного моря страны. Затем, еще совсем маленького, меня увезли во глубину сибирских руд. Отец был романтиком, да и время было такое.
И самое первое свое детское воспоминание связано со стуком колес на стыках рельс и мелькающими за окном вагона пейзажами моей необъятной родины.
Другое, что я запомнил из раннего детства, был жуткий мороз, мороз под шестьдесят градусов, как выяснилось уже потом, когда немного повзрослел. Меня не выпускали на улицу, и я развлекал себя тем, что оттаивал глазок на замерзшем стекле. Через него было видно, как мужик, в расстегнутом полушубке, надетом на голое тело и без шапки, крутил железный трос, укладывая его на свой трактор. У каждого они свои, самые первые детские воспоминания, а у меня вот такие.
Потом я немного подрос и мы переехали. Переехали в другое место, в большой город. В теплую светлую квартиру, где по утрам зимой не надо было пробивать кружкой лед в ведре с водой, потому что жилище, в котором мы обитали до этого, выстуживалось.
Мама почему-то увидела во мне великого скрипача, чуть ли не Паганини и отдала меня в музыкальную школу, по классу скрипки. Отец больше заботился о физическом воспитании, и, как результат, привел меня в спортивную секцию. Причем выбрал он достаточно экзотический вид спорта — фехтование.
Затем, когда я подрос, и мнение родителей перестало быть решающим фактором, скрипку сменила гитара, а фехтование бокс. Все крутые парни в нашем дворе умели бренчать на гитаре и хорошо драться, и именно они умели наибольший успех у девчонок. Так что мой выбор был осознанным…
Потом я умудрился получить образование, которое мне в жизни перестало быть нужным сразу же, как только отработал по специальности положенное число лет. Ну и помотало меня по свету, конечно, и там, и сям, и даже немного за…
В конце концов, я пришел к выводу, что лучше умереть от скуки, чем от приключений. Другое дело, что ищут меня они сами и находят довольно успешно…
День уже близился к полудню, и мне все чаще в голову приходила мысль, что не мешало бы подкрепиться захваченной в дорогу парочкой чудных, запеченных в печи цыплят, когда мое внимание привлекли выстрелы, раздавшиеся совсем близко, сразу за поворотом дороги.
В этом мире огнестрельное оружие уже давно завоевало прочные позиции. Ружья и пистолеты имели кремневые замки ударного типа, но попадались еще и колесцовые. Среди моего вооружения тоже имелся пистолет, в седельной кобуре, но отношения у меня с ним были сложные. Слишком уж к другому оружию я привык.
Направив рывком поводьев коня в густой подлесок, я осторожно приблизился, ориентируясь на шум продолжавшейся схватки.
Вообще-то места здесь относительно спокойные, это не окраины Империи, но нарваться на неприятности можно где угодно, это уж как повезет.
Между тем звуки боя усиливались. Снова хлопнул выстрел, закончившийся протяжным воем, чьи-то проклятия, звон металла, короткий вскрик.
Наконец, в просвете деревьев я увидел следующую картину.
Сразу за поворотом дорога устремлялась под уклон, к небольшой речушке, с перекинутым через нее добротным каменным мостом.
Возле моста все и происходило.
С первого взгляда можно было понять, что здесь случилось нападение на отмеченную гербом карету. Герб с места, где я находился, разобрать было нельзя, но то, что он не имперский, это однозначно. У имперского герба слишком характерные очертания, захочешь — не спутаешь. Так же, как не спутаешь и разбойников, слишком колоритные личности, таких через пару веков в театрах играть будут, тщательно гримируясь.
К тому моменту, когда я подъехал на расстояние видимости, все уже закончилось. И закончилось победой напавших на карету разбойников. Что и немудрено, поскольку бандитов было как минимум в два раза больше.
Возле кареты, запряженной четверкой лошадей гнедой масти, лежало два трупа. Одно тело принадлежало мужчине в годах, с обнаженной шпагой в руке. Другое — юноше, совсем мальчишке. Чуть поодаль имелось еще два, по всей вероятности это были слуги, сопровождающие карету.
Ах, да, вот же еще и кучер, тоже мертвый.
Бандиты потеряли троих, как минимум, тех, кого я вижу. И подранки у них есть, взять хотя бы того, что стоит на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону.
А осталось их, ага, пять человек. Все, теперь точно пять. Тому, что раскачивался, помогли свои же, вылечив одним движением кинжала. Теперь у него совсем ничего не болит.
От меня до моста совсем близко, даже обрывки фраз долетают, правда, не очень разборчиво.
Засуетились бандиты. И действительно, что-то они долго медлят, в любой момент на них может кто-нибудь наткнуться. Все-таки это имперский тракт, пусть и не с самым оживленным движением. Один из них полез на козлы кареты, уселся, разбирая поводья. Наконец, тронул ее с места.
Остальные осматривают тела погибших в поисках наживы. Что характерно, со своих начали.
Ну что ж, пора и мне определяться. Либо я тихо и мирно провожаю их взглядом, либо же…
А их пятеро. А меня всего один. И мне все это не слишком надо.
Но.
Когда один из бандитов, долговязый такой, заглядывал в карету, то в ней явно кто-то находился. И, по-моему, женщина. И, по-моему, совсем молодая.
Затем выяснилось, что это действительно так.
Но дело даже не в этом.
Когда бандит открыл дверцу, он громко так, со смехом заявил, чтобы леди подождала немного, совсем чуть-чуть. Потом он наглядно покажет ей, чем отличается настоящий мужчина от ненастоящего, пусть даже и благородных кровей. Да и остальные ему помогут. От нее мол, не убудет. Если же и убудет, то совсем немного, не век же ей в девицах ходить. И в уговоре насчет этого ничего сказано не было, главное — живой довезти. А кто ж от этого умирает.