— Хорошо, хорошо, Лилиан! — торопливо согласился папа, который готов был на все, лишь бы успокоить маму. — Мы что-нибудь придумаем…
И они начали прикидывать, как им ловчее отделаться от синьора да Винчи. Мне стало настолько не по себе, что я поспешил выйти из комнаты.
Я уселся на заднем крыльце и постарался успокоиться. Вдруг двери сарая с силой распахнулись, и я увидел в чердачном окне силуэт, походивший очертаниями на птицу феникс. Огромные яркие крылья оглушительно хлопали. По всей их поверхности шли небольшие отверстия, которые то открывались, то закрывались. Сквозь них виднелась алюминиевая фольга, синтетическая пленка, перья и какие-то блестящие штуковины, которые переливались, словно драгоценные камни. Я смотрел на вздымавшиеся и будто дышавшие, как у какой-то фантастической бабочки, крылья, на человеческую фигуру в обрамлении этих крыльев, в богатом, украшенном драгоценностями старинном костюме, и не сразу сообразил, что передо мной синьор да Винчи, решивший покинуть нас навсегда.
Его седые волосы успели снова отрасти — папа не удосужился подстричь старика вовремя, и теперь эти белые пряди развевались по ветру. Глаза старика сверкали, на лице застыло горделивое выражение. Думаю, меня он даже не заметил, когда ступил на подоконник и сделал широкий взмах крыльями, от которого затрепетали кусты на заднем дворе. Затем он с громким шумом взлетел и быстро исчез в вышине.
Куда старик улетел, неведомо, но сделал он это как-то очень по-своему. Я представил себе, как он все выше и выше поднимается в голубое небо, до самой верхней границы, где начинается эта голубизна. И куда бы он во попал, он найдет себе миллион разных дел и сделает их первым, непременно раньше других. Он отыщет место, где люди его поймут и где он сможет беспрепятственно завершить все начатое.
Мама была так расстроена случившимся, что изорвала все черновики папиной книги, чему я очень обрадовался. Сам папа никогда не узнает, куда девался синьор да Винчи, и поделом ему. Первые несколько дней после исчезновения нашего гостя близнецы по привычке выносили во двор золотого тигра, играли с ним и плакали. Но они еще маленькие и скоро обо всем забыли.
Я по-прежнему храню карандашный портрет, выполненный синьором да Винчи. Иногда мне хочется показать его учителю рисования в вечерней школе, но я опасаюсь, как бы с рисунком чего не случилось. Поэтому я не спешу извлекать его из потайного места, и, кроме того, мне ведь все равно никто не поверит.
Добившись аудиенции у Короля, Изобретательный Патриот вытащил из кармана бумаги и сказал:
— Рассчитываю на благосклонность Вашего Величества. Я разработал формулу брони, которую не сможет пробить ни один снаряд. Если мои броневые плиты поступят на вооружение Королевского флота, наши боевые корабли станут неуязвимыми, а следовательно, непобедимыми. К проекту приложены отзывы министров Вашего Величества, в которых подтверждается ценность данного изобретения. Я готов уступить свои права на него за один миллион тумтумов…
Просмотрев представленные бумаги. Король отложил их в сторону и пообещал приказать лорду Главному Казначею Тайной Канцелярии выдать изобретателю один миллион тумтумов.
— А здесь, — сказал Изобретательный Патриот, извлекая новые бумаги из другого кармана, — находятся чертежи изобретенной мною пушки, которая пробивает эту непробиваемую броню. Император Банги — родной брат Вашего Королевского Величества — весьма заинтересован в том, чтобы приобрести эти чертежи. Однако верность трону Вашего Величества и Вашей особе заставила меня предложить эту пушку вначале Вашему Величеству. Цена — один миллион тумтумов.
Получив заверение насчет второго чека, изобретатель сунул руку в третий карман со следующими словами:
— Ваше Величество, цена пушки, снаряды которой сокрушают любые укрепления, была бы намного выше, если бы не то обстоятельство, что ее снаряды можно заставить отскакивать рикошетом за счет особого метода обработки броневых плит новым…
Тут Король сделал знак приблизиться Главному Распорядителю Двора.
— Обыщите этого человека! — приказал он. — И доложите мне, сколько у него карманов.
— Сорок три, сир, — сказал Распорядитель, закончив обыск.
— Взываю к милости Вашего Величества! — в ужасе вскричал Изобретательный Патриот. — Но в одном из карманов у меня табак!..
— Возьмите его за ноги и хорошенько встряхните, — приказал Король. — Выдайте ему чек на сорок два миллиона тумтумов, а затем казните его! Издайте также указ о том, что с сегодняшнего дня изобретательство объявляется государственной изменой!
В августе, ближе к двадцать третьему числу, дети старались вести себя примерно. Именно в этот день раз в году на Землю прилетал огромный космический корабль серебристого цвета, привозивший межпланетный зоопарк профессора Хьюго. Корабль совершал посадку неподалеку от Чикаго, и зоопарк открывался для посетителей лишь на шесть часов.
Еще до рассвета возле него выстраивались длиннейшие очереди — дети и взрослые. Каждый сжимал в руке заветный доллар, предвкушая радость увидеть нечто необыкновенное, и гадал, каких невиданных зверушек профессор доставит сюда на этот раз.
В прошлые годы им показывали трехногих тварей с Венеры, высоких поджарых марсиан, а то и — откуда-то из глубин Вселенной — змееподобных монстров. Сейчас, когда длиннющий космический корабль неторопливо приземлился на ракетодроме, обслуживавшем сразу три города, на самой окраине Чикаго, люди с трепетом наблюдали за тем, как экраны в бортах корабля поползли вверх, открывая взорам собравшихся знакомые металлические решетки. В клетках находились невообразимые уроды, какие могут пригрезиться лишь в кошмарном сне, — приземистые, похожие на лошадей и одновременно на пауков животные. Они производили резкие неожиданные движения и без умолку переговаривались пронзительными голосами.
Земляне столпились у клеток. Между тем помощники профессора Хьюго, не теряя времени даром, собирали приготовленные доллары, а вскоре и сам достопочтенный профессор предстал перед публикой — в цилиндре и с накидкой радужных тонов на плечах.