К концу дня основная идея «глюка» уже не казалась ему столь абсурдной. Действительно, упругое покрытие дороги, прогибающееся под колесами, могло уберечь машины от заносов, им уже не страшно было бы обледенение — лед просто ломался бы под колесами. И Васнецов положил идею на ближайшую полочку памяти, чтобы при случае быстро ее оттуда достать.
Вечером они с прорабом в очередной раз отправились в ближайшую деревню за выпивкой.
В вагончик, где было невыносимо душно, решили не возвращаться — уселись на берегу небольшого пруда. Было ветрено, комарье не надоедало, до темноты оставалось часа два. Гена порезал колбасу, открыл банку маринованных помидоров и, с сомнением понюхав содержимое, протянул банку Васнецову.
— Как думаешь, командир, не пронесет нас опять?
Инженер отхлебнул рассола, почмокал.
— Вроде нормально. Наливай.
После третьей Василий Васильевич спросил:
— Гена, ты насчет влияния российских дорог на российских дураков не размышлял?
— Чего-о? — изумленно воззрился на него прораб.
— Ну ты же знаешь, что в России две беды — дураки и дороги. Это еще предки говорили.
— Ну, знаю, — смачно откусывая половину помидора, кивнул Максудов. — А при чем тут…
— А при том. Дураками нас дороги делают.
Гена покачал головой и налил водку в пластиковые стаканчики.
— Васильич, мы ж не столько еще выпили, чтобы в философию кидаться. Ну да ладно, скажи что-нибудь умное. Ты ж у нас инженер…
— Не вые…ся, Гена. Дураками от тряски становятся.
Максудов несколько раз непонимающе моргнул, а потом заржал во всю мощь натренированной глотки.
— Ну ты, блин, даешь! Это что же, наши ухабы во всем виноваты?
— Само собой, — спокойно ответил Васнецов и глубокомысленно добавил: — Мы все пребываем в перманентном состоянии сотрясения мозгов. — Тут он, не выдержав, прыснул сам.
Посмеялись. Допили первую бутылку, откупорили вторую. Полюбовались закатом. Ветер стих, начало донимать комарье. Прораб спросил:
— Слушай, а чего это ты разговор про дураков затеял?
— Да вот, понимаешь, мысль одна появилась, когда я в кустах сидел. И я целый день думаю.
— Полезное занятие, — сочувственно кивнул Максудов. — И что ж за мысль такая навязчивая?