Илион вздохнул. Гибель станции «Спрут» стала не самой масштабной катастрофой в истории глубины, но без сомнения оставалась одной из самых трагичных. Нарушенная техника безопасности, влага, деревянные полы без лака и пропитки, разбитая колба… И десять человек убиты за сутки редчайшей разновидностью мутировавшей плесени, разросшейся на сырых полах, а затем прямо в легких.
— Кстати, заметил — маркировка-то у скафа «свинская»? — отметил Шафран, и Крамневский молча укорил себя за невнимательность.
Когда перед самой Мировой Войной Дзержинский-старший основал «Пар и Газойль», над лапотными русскими не смеялся только очень ленивый человек. Дальше и остроумнее всех пошли «паровые короли» Шеффилда, обыграв аббревиатуру «ПиГ» на свой лад. «Pig» и разнообразные карикатуры на тему свиномедведя заполонили иностранную прессу. Однако, «Стальной Феликс» был непрошибаем и плевал на вражескую пропаганду, а кроме того, обладал очень специфическим чувством юмора. Вместо контррекламной борьбы, отец-основатель заказал смену клейм, и через месяц вся продукция «Пара и Газойля» маркировалась задорным поросенком, пускающим из ушей струйки пара. Мир взорвался от смеха и… стал покупать, тем более, что продукция русских показала себя с наилучшей стороны в ходе Войны, и заказы гарантировались лично Домом и императрицей Ольгой, которую подданные прозвали Спокойной, а враги — словами, которые не произносят в приличном обществе. С тех пор минуло много лет, теперь каждый пятый дизель и паровой котел в мире нес значок «Пиглета», а семейное предприятие Дзержинских осваивало все новые и новые промыслы. В том числе и производство глубоководных скафандров.
Испытателям предстояло пройти по периметру блока электролиза, где вырабатывался кислород, затем миновать несколько переходов, ведущих к энергетической установке. «Экстаз» был огромным сооружением, обеспечивающим жизнь и относительный комфорт для тысяч людей, поэтому электричества никогда не бывало «достаточно». Энергию давали тяжелые дизели замкнутого цикла, понтонные электробатареи, использующие воду в качестве электролита, и тепловые двигатели, работающие на разнице поверхностной и глубинной температур воды. Но ее все равно хронически не хватало. Поговаривали, что скоро будет заложен фундамент под атомный реактор, который наконец-то решит проблему электрического голода, но время шло, а Экологическая Комиссия никак не давала одобрения проекту. Страх перед экологической катастрофой часто тормозил полезные начинания, но моряки, скрипя зубами, все же соглашались с перестраховщиками. Печальные истории американского «Torrey Canyon» и русского «Купца» отучили людей от мысли, что океан большой и малость людской глупости ему не повредит.
Оставалось совсем немного — буквально пять минут неспешного хода и, пройдя через пункт контроля, испытатели смогут подняться к одной из трех основных жилых зон. Теперь они шли по реконструированной территории. Здесь было больше света от новых экономных ламп со светящимся газом, больше тоннелей из армостекла, которые периодически прерывались блоками авральной герметизации с укрытыми в пазах дверьми-«гильотинами». Больше керамических плит и устойчивого к коррозии иденита вместо привычной стали и бетона.
И больше гражданских.
— Саша, Петя, не отставайте! — звучный голос воспитательницы разносился далеко по тоннелю, отражаясь от прозрачных стен.
Стайка детей лет десяти-двенадцати послушно семенила за молодой девушкой, у каждого на шее висела большая светоотражающая бирка на витом шнуре. Шествие замыкал угрюмый шкафоподобный сопровождающий, всем своим видом показывающий важность миссии. Испытатели пропустили экскурсию, взаимно кивнули ему, молча посочувствовав нелегкой доле.
— Вот ведь Кракен задери… — вымолвил Шафран, когда открытый подъемник с решетчатыми загородками возносил их на жилой уровень. — Все-таки никогда я этого не пойму…
— Их? — уточнил Крамневский, обозначив короткий кивок головой в сторону оставшейся позади экскурсии.
— Да! Море — не для детей! — с непоколебимой уверенностью произнес старый механик. — Была бы моя воля, даже на подлодки обозрения не пускал бы.
— Техника безопасности, — вставил Илион.
— Идет per anus, — с исчерпывающей краткостью высказался Аркадий. — Она для тех, кто может сам натянуть спаскостюм и «кислородник» за уставные пятнадцать секунд. Остальные пусть любуются красотами с пароходов. А я уже вытаскивал детей с чертового «Британника». Хватило впечатлений.
— Пришли, — умиротворяюще сообщил Илион, предупреждая новую тираду на тему того, что раньше море было чище, люди осторожнее, катастрофы эпичнее, а фильтры обратного осмоса давали нормальную пресную воду, а не разбавленную мочу.
«Купола» вошли в моду относительно недавно, когда люди наконец-то научились закаливать сверхпрочное стекло, состоящее, наподобие природной слюды, из множества сверхтонких слоев, армируя его тончайшими нитями стали и иденита. Из армостекла делали иллюминаторы, прозрачные панели для сложных механизмов, требовавших постоянного присмотра, целые секции подводных тоннелей и еще уйму полезных вещей. В том числе из него собирали такие вот развлекательные купола, под защитой которых люди могли безопасно заниматься своими делами, обозревая красоту Глубины.
Местный купол организовали как ресторан. Огромная полусфера диаметром более пятидесяти метров была окружена по периметру скрытыми в сикритовом основании прожекторами, создающими фантастическое зрелище, что снаружи, что внутри. Прозрачная капля, сверкающая огнями, заключенная в середину светового столба посреди полумрака, стала излюбленным мотивом открыток и туристических буклетов. Изнутри же казалось, что купол заключен в гигантский изумруд с нежнейшими оттенками синего и фиолетового тонов. На глубине животный мир гораздо беднее, чем на поверхности, но свет привлекал множество разнообразных рыб, чья чешуя переливалась в электрическом свете, дополнительно расцвечивая сине-зеленое мерцание вокруг купола. Иногда даже киты снисходили до того, чтобы спуститься до самого дна и посмотреть на суетные дела сухопутных букашек. Тот, кому довелось увидеть огромную и на диво выразительную морду морского млекопитающего на расстоянии буквально вытянутой руки, навсегда запоминал этот восхитительный и прекрасный момент.
Сегодня киты пренебрегли «Экстазом», зато в наличии оказался зал, в котором яблоку некуда упасть. Подводники собрались отправиться в менее людное место, но один из гостей узнал соотечественников и пригласил за свой столик. Место было весьма удачным, рядом с прозрачной «стеной» — приложи ладонь, и множество крошечных рыбок соберутся напротив, будто «обнюхивая» странный и непонятный для них объект. Крамневский решил оставаться последовательным и заказал бифштекс, чувствуя себя настоящим эстетом — как справедливо заметил Шафран, было что-то извращенно-богемное в том, чтобы есть говядину на дне океана. Механик же вкушал двойную порцию рыбного ассорти с огромного блюда, выложенного по краю тонкими полосками осьминога.
Сосед и собеседник по имени Егор Радюкин оказался весьма приятным человеком средних лет — подтянутый, с большими залысинами и короткой стрижкой, в свободном сером костюме. Доктор наук и вице-председатель Научного Совета, он вел себя просто, но не простецки, без, увы, нередкого у людей его круга высокомерия и легкого снисхождения к менее образованным собеседникам. Разделывая филе морского черта, ученый завел легкую беседу, которую Шафран с удовольствием поддержал — механик вообще любил поговорить за едой. Илион молча жевал свой «подводный» бифштекс, ученый вещал, механик-оператор периодически вставлял разнообразные замечания. Компания вполне удалась, Радюкин был специалистом по весьма широкому кругу вопросов, но специализировался на мировой логистике применительно к эксплуатации океанской биосферы. Крамневский с большим интересом слушал его речь.
— Животная биомасса океана превышает таковую у суши примерно в сорок раз. Три четверти белка человечество получает из моря, — говорил вице-председатель, не забывая пластать нежное мясо. — Да что там, в такой сухопутной стране как Россия морепродукты занимают почти половину пищевого рациона среднего потребителя. Благодаря разумному использованию океанической биомассы, мы забыли, что такое голод, водоросле-планктонные концентраты потребляют даже в Центральной Африке. Море в буквальном смысле спасает нас, притом не только от недоедания…
Да, это было правдой. Илион считал себя сугубым «технарем», но историю «морской эпопеи» Маркса-Рейтера-Таккетмана знал каждый.
«Врачеватель экономики» почти полвека посвятил подробнейшему препарированию мирового экономического механизма. Итог он уместил в тоненькой брошюре под названием «Манифест денежного коллапса» Книга начиналась словами «призрак краха бродит меж континентами…» и ставила диагноз, печальный и безысходный — ссудный капитал порождает обесценивание труда, которое, в свою очередь, влечет за собой неразрешимые противоречия между нанимателем и наемным работником. В силу указанных причин, по достижении определенного уровня общественного и экономического развития неизбежен кризис перепроизводства, который может разрешиться только посредством тотальной войны, затягивающей все великие державы. Войны, которая уничтожит огромное количество материальных ценностей, создаст дефицит и позволит начать подъем сначала… До нового пика и повторения схемы.
Маркс указал опасность, а его ученики и сподвижники придумали лекарство, которое оказалось просто в теории, но граничило с невозможным на практике.