— Вы были близки? — Кен произнес это тихо, и слова почти потонули в ветре.
— Да. Нет, — она тряхнула головой. — Я хотела, чтобы мы остались друзьями, но это было бы плохо для бизнеса.
— Понимаю.
Во рту у нее возник привкус желчи, а перед глазами — бесконечная мерцающая Улица и темные фигуры людей, которые соприкасались ненадолго и расставались вновь. «Интересно, что хотел сказать напоследок Стюарт», — подумала Риз.
Над дверью квартиры Кена горела голая желтая лампочка. Когда они вошли, свет, полившийся за ними в дверь, высветил потертую мебель и новенькое коммуникационное оборудование.
— Надо же, — сказала Риз, — диспетчерская «Агитпропа».
Она была рада уйти с ветреной улицы.
Комната то скрывалась в темноте, то появлялась снова, словно пульсировала в такт красным огням на верхушке минарета. Риз остановила руку Кена, накрыв ее на выключателе своей, а рот — когда он попытался заговорить — губами. Ей было решительно все равно, есть ли у него кто-то на Принце, в таких делах она предпочитала молчание. Состояние у нее было взвинченное, как перед полевой операцией, и она послала нервам приказ ускорить восприятие. И тут же все потекло неспешно, будто действия происходили в замедленной съемке: его руки, скользящие по ее телу, шелест ее собственного дыхания, бесконечный красный ритм прожектора, прорисовывающий черты его лица в теплой темноте… Ей слышен был рев северо-восточного ветра за стеной; тот все стучался в оконное стекло, визжал на углу, несся по долгой и пустой Улице. Двери надежно заперты, по крайней мере, на это замедленное и тягучее, убаюкивающее мгновение.
День спустя на станции Принц сорвало резьбу шлюзового люка в отсеке техобеспечения, шестнадцать человек погибли. Кен был доволен.
— Это нам на руку. Поможет продемонстрировать, что прихвостни администрации не способны справиться даже с самой простой работой.
Риз стояла у окна, глядя на дальний бурый горизонт. Она устала от драных обоев и продавленной мебели Кена. Вдали туристы на двугорбых верблюдах делали вид, будто везут в Ташкент шелка.
— Администрации? — переспросила она скептически.
Он сидел по-турецки, напряженно уставившись в экран.
— Да, это могли быть и мы. Если так, небольшая эффективная акция.
— А ведь те, кто погиб, добровольцами не были. Это же не ваши люди.
Он недоуменно улыбнулся.
— Ну, разумеется, нет.
Скрестив руки на груди, Риз отвернулась от окна.
— Вот что меня пугает в вас, идеалистах. Вы выбрасываете шестнадцать человек в вакуум, но все о’кей, раз это во благо победы революции и — подумать только — человечества!
Кен прищурился, глядя на нее против света.
— Думаю, это не слишком отличается от того, чем занимаешься ты.
— Я солдат. Ты идеолог. Разница в том, что это ты решаешь, кто и где будет убит, а я совершаю само убийство. Не будь людей вроде тебя, такие, как я, не понадобились бы.