© Рисунки И. АРХИПОВА
© Издательство «Детская литература».
Держась обеими руками за борт лодки, Скиллий отдыхал. Волны принимали на себя тяжесть тела; гудело в ушах, словно над головой у него вился рой невидимых пчел, а в глазах возникали и сливались разноцветные круги. Они напомнили ему радугу, вспыхнувшую вчера в утреннем небе. Как и все люди моря, Скиллий знал приметы и верил им. Опущенные вниз края разноцветной дуги указывают направление, откуда должен подуть ветер. Но та радуга, кажется, его обманула. На прибрежных платанах не шелохнется ни один листок. В небе ни единого облачка. Все застыло в какой-то угрюмой неподвижности.
— Пора, Скиллий! — Из лодки высунулась взлохмаченная голова с большими, оттопыренными ушами, багровым носом и толстыми, как у всех добродушных людей, губами. — Скоро полдень, а посмотри, наш мешок еще не полон!
— Ты смеешься, Спор, — сказал Скиллий, подтянув голову к краю лодки. — Я уже спускался дважды.
— Вода успела стечь. А если ты не опустишься еще раз, мы не заработаем и на амфору вина.
Спор, так звали раба Скиллия, конечно, преувеличивал. Если продать губки, которые сегодня добыл Скиллий, можно купить не амфору, а целый пифос вина, но ведь, кроме вина, людям нужны и хлеб, и соль, и масло, и шерсть, и лен. А тому, кто добывает губки, не обойтись без серы, придающей им белизну. Да мало ли еще что может понадобиться человеку, у которого молодая дочь? Раньше Спор тоже опускался под воду, и Скиллию было легче. Но случилось несчастье. Какая-то рыба схватила Спора за пятку. Нога раздулась и посинела. Пришлось отрезать половину ступни, чтобы спасти Спору жизнь. Спор остался жить, но теперь он не пловец и не ныряльщик. Да и не ходок. Губки продавать его не пошлешь. Осталось ему только дела, что сидеть в лодке, держать канат и вытаскивать Скиллия из воды. Но руки у него удивительно сильные, и ловок он, как обезьяна.
— Давай, — недовольно проворчал Скиллий.
Спор быстро перекинул за борт веревку с тяжелым плоским камнем на конце и подал ныряльщику кривой нож. Его деревянный черенок оканчивался медным крючком, чтобы при случае можно было прикрепить нож к поясу.
Скиллий зажал нож между большим и указательным пальцами левой руки, остальными по-прежнему держась за край лодки.
— Масла! — приказал он, подтянувшись на локтях.
Спор поднес к его губам амфору. Скиллий ощутил хорошо знакомый ему горьковатый привкус оливкового масла. Без масла во рту ни один ныряльщик Скиóна не решился бы спуститься на дно. Почему-то считалось, что оно предохраняет не только рот, но и нос и уши от быстрого перехода к глубине.
Теперь Скиллий уже не мог говорить. Он только сделал привычный знак головой, и Спор тотчас же отпустил веревку. Тяжелый груз потянул канат на дно и вместе с ним Скиллия. Перед глазами ныряльщика замелькала зеленоватая масса воды, зарябили светлые стайки рыбок. В этом месте было не глубже двадцати локтей, и через несколько мгновений ноги Скиллия коснулись дна.
Скиллий выплюнул масло и наклонился. Если кто-нибудь мог видеть сквозь толщу воды, он принял бы Скиллия за сборщика цветов. Губки, нежные, светло-желтые, покачивались перед его глазами, как фантастические, сказочные растения. Скиллий переползал на коленях от одной губки к другой, срезая их быстрыми и точными ударами. Рядом проплывали рыбы, тихо шевеля плавниками. Скиллий не начинал работы, не осмотревшись. Кто знает?..
Может быть, поблизости притаился спрут или какая-нибудь хищная рыба. Но эти рыбешки плывут так мирно и беззаботно, что ему нечего бояться. Будь близко опасность, они бы давно скрылись.
Перед тем как класть губки в кожаный мешочек, привязанный к поясу, Скиллий их слегка стряхивал. В порах губок прячутся маленькие рачки, рыбешки. Если не вытрясти их, они погибнут. «Бегите, малыши, бегите!» — думал Скиллий, стряхивая губку.
Но в легких уже кончался воздух. Надо подниматься. Скиллий дернул веревку, и сразу же она поползла вверх. Ныряльщик схватил обеими руками камень и отвязал его. Потом он дернул два раза за веревку и пропустил ее между ног.
Подъем был труднее, чем спуск. Наверное, потому, что не хватало воздуха. Наконец голова пробила водную толщу, и Скиллий быстро, жадно задышал. Спор подхватил Скиллия за плечи и одним рывком втащил в лодку.
Мучительно ныли ноги. Боль сжимала голову, словно на нее давил каменный столб. «Надо было подниматься медленнее, — подумал Скиллий, — но тогда осталось бы меньше времени на работу». Потом мысли его смешались, и он задремал.
Когда Скиллий проснулся, лодка покачивалась в маленькой бухточке на привязи. Солнце стояло в зените и жарило, как гончарная печь. Спор, разложив на камнях добычу, считал вслух:
— Сорок пять, сорок шесть, сорок… тьфу… сорок… Ну как тебя?..
— Сорок семь, — подсказал с улыбкой Скиллий.