— Бел славится своими камышами, — отвечал пастух. — Нигде нет таких высоких камышей.
— На берегах Нила камыши выше, чем здесь, — сказал моряк. — В них может спрятаться всадник вместе с лошадью. Это верно, как то, что зовут меня Хирáмом.
— Я не знаю, о каком Ниле ты говоришь, — сказал пастух после недолгого раздумья, — Но я никогда не поверю, что всадник сможет укрыться в камышах.
— Ты не знаешь, о каком Ниле я говорю! — воскликнул чернобородый, отступая на шаг, — Ведь Нил только один, как солнце на небе. Никто толком не знает, откуда он течет, — так велика эта река. Никому еще не удавалось достигнуть ее истоков. И самое удивительное — Нил разливается в жаркое время года, когда посевы более всего нуждаются во влаге.
— Этого не бывает! — сказал пастух, — В жару реки высыхают.
— А в Египте в жаркое время высыхают лишь озера, — сказал моряк. — Мы везем на гауле соду, как раз из этих озер…
— А что такое сода? — перебил его пастух.
— Идем со мной, — нетерпеливо проговорил Хирам, — Я не могу тебе показать ни высоких нильских камышей, ни разливов самого Нила. Но соду ты увидишь.
Прошло немного времени, и они оба уже стояли у гаулы.
— Послушай, Кадм… — сказал чернобородый, наклоняясь к своему товарищу. — Можно подумать, что нас занесло за Мелькартовы Столбы, к варварам, которые носят звериные шкуры, едят коровье масло и не знают вкуса оливкового! Этот человек такой же финикиец, как мы с тобой, и не слышал о соде. Он не верит, что есть реки, разливающиеся в жару.
— Что ты к нему привязался? — откликнулся тот, кого назвали Кадмом, — Пусть остается в неведении. Чем люди меньше знают, тем для них лучше.
— Нет, я заставлю его поверить в правдивость моих слов! — горячо возразил чернобородый, — Стой здесь! — обратился он к пастуху.
Через несколько мгновений чернобородый вернулся. В руках у него было что-то обернутое тряпкой.
— Смотри, — кивнул он пастуху, разворачивая тряпку. — Это сода…
— Сода?.. — повторил пастух. — Да такой содой я кормлю овец…
— Сам ты овца! — рассердился чернобородый, — Ты кормишь своих животных не содой, а солью. Сода не соленая, а пресная. Из нее делают лекарства. Сукновалы Сидона отбеливают содой ткани.
Услышав слово «Сидон», Кадм оживился.
— Вот бы сейчас оказаться в Сидоне… — произнес он мечтательно. — Погреться у очага… Обсушить одежду…
— Надо разжечь костер, — посоветовал пастух, — Хочешь, я принесу сухих веток?
— Тащи! — крикнул чернобородый, подмигнув своему другу, — Костер ничем не хуже очага.
— А помнишь костры в скалах Сицилии? — сказал Кадм, вставая, — Сикулы разожгли их, чтобы нас обмануть. Еще немного — мой корабль разбился бы о камни и нам пришлось бы встретиться с Дагоном в его подводном дворце.
— Это было бы не самое худшее, — молвил чернобородый, — Лишь бы не попасться живым к этим дикарям. Сикулам не нужны рабы. Что бы они с ними стали делать? Со своими овцами они справляются сами. Сикулы бросают пленников в пещеры, откармливают их, как каплунов, и съедают. Нас бы с тобой поджарили на вертеле…