Хороший вопрос. Пробиваться к нашим, конечно. А где эти "наши"?. И я не знаю.
- Поищем для начала выживших...
- Есть. А с парнишкой что делать?..
Показывает Лопатин глазами на наводчика. Действительно, а что? Оставлять его в беззащитном положении не хочется, но и идти на поиски в одиночку нельзя. Сердито хватаю самострел, заряжаю. Всё это для того, чтобы скрыть свою растерянность. Вдруг слышится чихание, раздавшееся неожиданно - как выстрел. Тянь осторожно садится и ощупывает себя. Мы с удивлением смотрим на него, а он на нас:
- Долго я в отключке валялся?
- Не очень. Ты как?
- Неплохо. Вроде...
Неуверенно сообщает раскосый наводчик, щурясь на Ярило. По пыльным щекам пот проложил грязные дорожки, чёрные волосы слиплись и торчат из под шлема неопрятными колючками. Тянь Пинг - чистокровный сяньюн. Не смотря на азиатскую внешность, спутать его с маньчжурским мучином сложно. Сяньюни более высокие, худощавые, с приятными чертами лица, светлой, почти европейской или словенской кожей. Мучины же, населяющие Маньчжурию и большую часть Поднебесной, более низкорослы, коренасты. Черты лиц их обычно более азиатски, так сказать. Глаза узкие, скулы широкие. Кожа их более тёмная, жёлто-бронзовая. И те, и другие - азиаты, но так сильно отличаются... Я всё ещё думаю как поступить. Из раздумий выводит голос наводчика:
- Начальник, я в порядке. Честно.
Тянь встаёт и подхватывает один из самострелов. Лопатин тоже встаёт:
- Вот видишь, командир, как хорошо. Мы на разведку сходим, а ты машину посторожишь.
- Блин...
Успеваю выдавить я и начинаю смеяться, а вернее - ржать. Даже боль в рёбрах не останавливает. Тянь отстаёт всего лишь на секунду и тоже смеётся взахлёб, размазывая слёзы по грязным щекам. Лопатин пожимает плечами и дожидается - когда наше ржание перейдёт во всхлипы?
- Серьёзно, командир. Куда ты со своими рёбрами? А мы быстренько.
- Ладно. Здесь посижу.
Делим патроны. Мне оставляют две обоймы и одну в самостреле. Пять достаётся Тяню, как самому меткому, и четыре Лопатину. Парни уходят в пелену пыли, а я, посидев минут десять, лезу в проём. Упаковки с сухим пайком лежат где и положено. Вытаскивать их легко, но муторно. Рёбра ещё мешают. Надо бы тугую повязку сделать, но пока ребята были здесь я об этом не подумал, а самому себе делать - только бинт портить. Ладно, переживу. Вода тоже находится там, где ей и положено. Усаживаюсь на цепи, подложив под себя вытащенный из бронехода зелёно-пятнистый кафтан. Вслушиваюсь в звуки, держа самострел на коленях. Есть не хочется. Во рту противный металлический привкус, а в нос бьёт запах гари. И рёбра болят. Какая уж тут еда. Мне кажется, или завеса пыли и вправду становится прозрачней? А и действительно, ветер ощутимо усиливается. Слышится пыхтение и обрывки приглушённого разговора. Осторожно, чтобы не тревожить лишний раз рёбра, сползаю под прикрытие ходовой цепи.
- Стой! Кто идёт?..
Ёшки-матрёшки, о ключевом-то слове мы и не договорились!
- Это Лопатин и Тянь.
Негромко отвечают из пыли. Через минуту появляются две фигуры, поддерживающие третью. Ребята тащат на плечах кого-то. Этот кто-то оказывается наводчиком из наряда нашей тройки. Он весь в пыли, лицо в бурых разводах запёкшейся крови. Ребята опускают его на землю возле бронехода.
- А где остальные?
Спрашиваю я. Лопатин хмуро буркает: