Мировая пресса начала кампанию за то, чтобы гениями становились лишь под старость, когда накоплены знания, определились вкусы и способности. Но многие ученые справедливо отмечали в ответных выступлениях, что к старости мозг слишком часто теряет свое лучшее качество — гибкость, а закостеневшее мышление становится не способно к созданию нового.
Этот вопрос дискутируется по сию пору, хотя и принял чисто теоретический характер. Ведь почти все без долгих размышлений спешат пораньше использовать свой шанс стать миллионерами… Но почему вы загрустили?
— Представил себе, каково человеку, когда его месяц прожит. И раньше бывало, что гениальность приходила к человеку только погостить и покидала, едва бросив свой отблеск на его труды. Все вокруг видели, что он покинут своей музой, — все, кроме него самого. И человек сохранял надежду. А у вас и сами бывшие гении знают, что случилось. Какая трагедия!
— Ну, это как у кого. Мой кузен обеспечил себя за месяц на всю жизнь — изобрел новый рисунок на чулке и придумал для него небывалую рекламу. Сотня тысяч в год послужила ему неплохим утешением, — рассказчик усмехнулся. — А сам я работаю сейчас над такой штукой, такой штукой… Жалко, не могу рассказать. Секрет одной фирмы. И потом, мне надо, чтобы люди привыкли к тому, что я не такой, как все, особенный. Может быть, — он взглянул мне в глаза, — может быть, я и до прививки был гением, только никто об этом не догадывался? Месяц пройдет, а я останусь собой… Разве это невозможно, скажите мне, человек из прошлого?!
Только тут я понял, какое чувство все время примешивалось во мне к восхищению, с которым я слушал рассказ о величайшем открытии всех эпох. Имя этому чувству — отвращение. Впрочем, нет. Отвращение — это слишком сильно сказано. Мне просто было неприятно. Что именно неприятно — сама идея Физбаха или ее живое воплощение — не знаю… А рассказчик, не дожидаясь ответа на свой вопрос, снова говорил о том, что он химик, настоящий химик, великий химик, и для него средство Физбаха — только путь к признанию…
— Мне пора, — сказал я. — Вы уже потратили на меня два часа, а ведь это время гения.
— Ничего, ничего, у нас еще есть четверть часа. Ведь и гении должны отдыхать.
Его длинное мягкогубое лицо было счастливо — да, я же назвал его гением! Он был доброжелателем до самолюбования, человек, угощавший меня обедом. Что бы он еще мог сделать для меня? Ах, да! Он придумал, честное слово, придумал!
— Погодите, а вы-то еще не были гением? Что за вопрос! Конечно! Вы же из прошлого! Пойдемте, я вас порекомендую, без очереди пропустят. Учтите, кстати, что спрос на гениев все растет. Слишком многие преждевременно сделали прививку. А ведь она дает иммунитет, знаете ли… Идемте, идемте! Вот только допьем кофе.
Он догнал меня у дверей клуба:
— Не отказывайтесь от своего счастья, друг мой. Всего-то один укол. Ну, не упрямьтесь, смешно — кто же не хочет стать гением?!