Все прочее происходило как всегда. Мы пользовались, как было заведено, сервизом со сфинксами под стать гостиной, только посуды стало больше. По обыкновению, цветов на стол не ставили, и товарищ Фенсера — мне называли его имя, но я позабыла — предложил прислать тетушке цветов из теплиц.
— Вы очень любезны, но лучше не стоит, — сказала она.
— Дозволяется ли мужчинам дарить тебе хоть что-нибудь? — игриво спросил Фенсер.
Она бросила на него ледяной взгляд, и Фенсер опять вспыхнул.
Я самозабвенно поглощала обед, но мне показалось странным, что, несмотря на ее неприветливость, ему хочется ходить к ней в гости, а она его пускает, хотя он ей так не нравится.
После обеда они сели за карты, и я тоже сыграла пару партий в красное и белое (упрощенный вариант), но соображала я плоховато, и карты не особенно меня увлекали. Я вызывала некоторое раздражение у Офицера с Позабытым Именем, а потому отказалась от очередной партии, хотя Фенсер и пытался меня уговорить. При этом тетушка сказала, что мне, вероятно, хотелось бы скорее сойти вниз, порисовать или почитать, и ее слова бесповоротно прогнали меня прочь.
Около полуночи я все еще не спала и сидела с карандашами в комнате на втором этаже; мне послышалось, будто они уходят, я и тайком вышла, чтобы в последний раз взглянуть на Фенсера, на военных.
В холле горел только светильник перед домашним божком, но при его свете я разглядела, как Офицер с Позабытым Именем при шпаге, в плаще и шлеме исчезает за черной дверью, а кто-то из слуг запирает за ним. Когда слуга удалился, дверь в гостиную Сфинкса широко распахнулась и желтый свет веером упал на лестницу.
— Вовсе тебе не стоило задерживаться, — услышала я голос тетушки Илайивы, — ради того, чтобы сообщить мне об этом.
— Вероятно. Ты знала и так, — сказал Фенсер. Голос его звучал приглушенно и мягко.
— Теперь ты должен уйти, — ответила Илайива.
Мне не было их видно, но внезапно на обтянутой дамастом стене возникли отбрасываемые ими тени. У него на ногах были сапоги, у нее — туфли на высоком каблуке, и они оказались одного роста, что не совпадало с моими представлениями. Герой всегда должен быть на несколько дюймов выше героини.
Как видно, никто не сообщил ему, что он не годится на эту роль.
Его тень стремительно метнулась и завладела ее тенью, они слились и превратились в одну, похожую на чудовище. Лишь на кратчайшее мгновение этот зверь из теней застыл без движения.
Затем он вновь распался на две тени, его и ее, так же быстро, как и слился в единое целое. Теперь его тень пришла в необычайное волнение, она содрогалась, жестикулируя. Ее тень не изменилась.
— Теперь ты позволишь мне остаться? — задыхаясь, проговорил он.
— Нет, — сказала она.
Тогда его тень снова потянулась к ее тени, но на этот раз последовал каскад движений, чудовищу никак не удавалось облечься в прежнюю форму вновь, сквозь него яростно прорывались ромбы и квадраты, овалы и продолговатые фигуры, потом оно распалось насовсем.
— Я же сказала «нет».
— Значит, лучше мне больше никогда тебя не беспокоить. — Он отдышался и говорил очень медленно.
— Тем самым ты избавился бы от раздражения.
— И ты. Ведь я, несомненно, раздражаю тебя, Илайива.
Последовало молчание. (При всей своей увлеченности я, конечно, поняла, что происходящее не для моих ушей, и была готова юркнуть в укрытие.)
— Собственно говоря, мое увольнение отменяется, — сказал он. — Завтра мне надлежит отправиться обратно. Как ты понимаешь, подобные действия сведены к минимуму, чтобы жители города не встревожились. Однако, полагаю, тебе известно, какая нам грозит опасность.