Габаритов камень был впечатляющих, вровень с лицом Данилы. Формой он напоминал скалу, по которой скачет Медный всадник, хотя размерами уступал и потому в скалы не годился, а вот в придорожные камни так даже очень. Данила обошёл чудо природы, остановился, понурив голову, словно витязь на распутье. На крутой части камня перед ним чётко виднелись буквы. Снизу камень был замшел и уходил вглубь земли на неведомую глубину, а сверху чистеньким, лишь кое-где гранит пятнал лишайник. Но надпись было легко прочесть. Вернее, три надписи, исполненные затейливым старинным шрифтом:
Направо пойдешь — богатымъ быть.
Налѣво пойдешь — знаменитымъ быть.
Прямо пойдешь — убитымъ быть.
Данила усмехнулся, скинул рюкзак и подошёл поближе, разглядывая глубоко врезанные буквы. Причудливый шрифт, еры в конце слов и ять, употреблённый как бы само собой, всё это не представляло ничего удивительного. Если у неведомого шутника есть камнерезное оборудование, всё остальное сделать нетрудно, даже состарить надпись при помощи пескоструйного аппарата. И всё же от придорожного оракула тянуло замшелой древностью, какой не даст никакая технология.
Хотя, какой он придорожный этот камень? — ни к нему, ни от него не только что дороги, но и малой тропинки не тянулось. Стоит себе у опушки на непрохожем месте, прельщая взгляд старинными письменами.
Сразу подумалось, что это тот самый Невозвратный камень, о котором с большой неохотой говорят по окрестным деревням. Один дед Прошка, бывый пастух о Невозвратном камне болтал много и со вкусом. О болотницах и лесовиках он тоже распространялся немало, а уж Коровью Смерть, если верить Прошке, он по всем выпасам кнутом гонял.
— Где же твой Невозвратный камень стоит? — спрашивал Данила.
— Того никто не знает. Может, он и вовсе не стоит, а бродит вдоль опушки. Я его мильон раз видал, и всегда в новом месте.
— И как узнавал, что это Невозвратный камень?
— Так он высокий, торчит ровно обелиск на кладбище, и буквицы на ём резаны. Мол, направо пойдёшь, чой-то будет, и налево пойдёшь — то же самое. А прямо путника смерть ожидает. Оно и неудивительно, камень всегда спиной к болоту стоит, а болота у нас — знаешь какие. Сам не потонешь — шишига поможет или кикимора. А то ещё Болотный Дед…
— Погоди, ты про камень-то доскажи.
— Чего про него досказывать? Стоит себе дурак дураком, а ежели кто по его указаниям пойдёт, то назад уже не воротится.
— А ты как же?
— Так я к нему близко не подходил. Моё дело бурёнок пасти, а не за колдовскими богатствами бегать. Как увижу на камне буквы, то, не читая, ноги в руки, кнут на плечо — и ходу.
— Откуда в таком разе знаешь, что на камне написано?
— Откуда, откуда?.. — сердился дед. — От верблюда! Это зверь вьючный у азиатов. Нам в войну на верблюдах товары всякие привозили. Материю бумажную, ещё кой-что по мелочи. Я тогда подпаском работал, вот и пришлось с верблюдами повозжаться.
— Нет, ты, всё-таки, про камень доскажи. Я понимаю, кто прямо пойдёт, где болото ожидает, тот назад не вернётся. А ежели вбок — что там? — женату быть или богатство сыскать… они почему не возвращаются?
— Я почём знаю? Может, им так тама понравилось, что возвертаться неохота.
И вот теперь Данила стоял перед вросшей в землю громадой и читал пророчества, адресованные случайному путнику:
Направо пойдешь — богатымъ быть.
Налѣво пойдешь — знаменитымъ быть.