Должно быть машину начало волчком крутить на асфальте, но этого я уже не видел.
А затем последовал еще один, не менее сильный, удар.
Я уже совершенно потерял какую-либо ориентацию в пространстве, когда машина, кажется, остановилась, но как-то неуверенно, словно покачиваясь на волнах.
И вновь удар, а после, чувство свободного падения.
Скорее всего, на несколько секунд сознание моё отключилось, потому что в следующий раз я осознал, что плоть моя горит.
Даже сквозь заторможенность восприятия, возникшую, как следствие нешуточного удара головой, я почувствовал адскую боль, которая лишь продолжала усиливаться, хотя больше, казалось бы, было уже невозможно.
Я лихорадочно пытался вырваться из этого погребального кострища, но не тут то было — меня крепко-накрепко зажало между креслом и рулевым колесом.
Левая рука безжизненно болталось ниже плеча.
Не в силах что-либо предпринять, я в полном отчаянии взвыл.
Подушка безопасности наконец-то лопнула, выбросив из себя воздух под давлением, тут же подняв волну жара выше, к моему лицу.
Вспыхнули волосы.
Я попытался сбить пламя окровавленной правой рукою.
Помощи я уже не ждал, весьма отчётливо понимая, что всё должно будет закончиться в течение нескольких следующих минут.
Бросив сквозь языки пламени обреченный взгляд, я лихорадочно шарил глазами по окружающему пространству: какие-то пареньки увлечённо снимали происходящее на камеру с тротуара.
Глядя прямо на них, я издал ещё один вопль, да такой, что один из парней в ужасе выронил свой телефон.
Похоже, я сделал все что мог.
Погружаясь в кромешную, и такую спокойную, без боли и отчаяния спасительную тьму, я более чем ясно осознавал, что это конец.
Толчок в грудь по своей силе, скорее походил на удар стенобитного орудия.
Разом вернулась вся та нечеловеческая боль, которая терзала каждый миллиметр моего тела.
Мне по-настоящему сильно захотелось вернуться из этого кошмара наяву в то спасительное ничто, где так спокойно, а нестерпимая боль не заставляет тебя выть во весь голос.
Больше всего пугала тьма, которая царила вокруг меня, хотя звуки из окружающего меня пространства говорили о том, что вокруг кипит весьма оживленная деятельность: голоса, которые я не в силах был ни разобрать, ни понять, гул некоего устройства, весьма напоминающего по звучанию обыкновенную болгарку.
Моё тело и разум агонизировали.