Искромсанный аллигатор плавал на конце цепи, его внутренности все еще вяло выползали наружу. На стволе поваленного дерева крабы в предвкушении трапезы карабкались друг на друга.
Ящер вдруг осознал, как же он далеко от дома.
Что-то приближалось. Он услышал, как нечто разводит камыши в стороны на краю глубокой протоки. Услышал бурление воды вокруг гигантского тела и чавканье грязи под лапами. Старый Папа. Старый Папа, восставший из сердца болот. Старый Папа, злой и голодный. Возвращавшийся к останкам аллигатора, что болтались на цепи.
Ящер частенько слыхал о людях, блеявших от страха. И слабо представлял, на что это похоже. Вплоть до этой минуты. Это и вправду оказалось блеяние. Словно орала ошалевшая овца, которой вот-вот размажут башку молотком.
Он повернулся к двигателю глиссера, нажал кнопку стартера и потянулся к дросселю рядом с сиденьем. Как только он дал немного газу, воздушный винт заскрежетал о раму, погнутую Старым Папой, когда тот с невероятной силой дергал цепь. Пропеллер высек целый фейерверк искр и смялся, точно мокрый картон. Глиссер круто развернуло, и двигатель взорвался; Ящер упал на грубые шкуры мертвых аллигаторов, выпустив фонарь. Он поднял взгляд - по его подбородку стекала грязь - и узрел нечто огромное и темное, вырастающее на фоне ночного неба.
Болотная вода струилась по бронированным бокам Старого Папы. Ящер увидел, что Лэйни говорил правду: корни, сорная трава и камыши росли на черно-зеленых пластинах, и это еще не все... Змеи ползали в трещинах, а на кожистых гребнях кишели крабы. Ящер отпрянул. Однако отступать он мог, только к противоположному борту, а этого было ой как недостаточно. Он стоял на коленях, словно кающийся грешник, молящий о милосердии у алтаря Старого Папы. Он увидел, как что-то - чешуйчатая лапа, щупальце, не пойми что - скользнуло вниз и сграбастало голову пойманного аллигатора. Старый Папа вытащил из воды исковерканную тушу, и, когда цепь снова зазвенела от натуги, глиссер начал поворачиваться.
Через несколько секунд Ящеру предстояло оказаться по уши в дерьме. Охотник понимал это, и понимал, что, так или иначе, он уже покойник. Он протянул руку, нащупал дробовик и пальнул в Старого Папу из одного ствола.
Вспышка оранжевого пламени высветила блестящие зубы и желтые бельма, угнездившиеся под массивным лбом, который облепила сотня крабов, как ракушки - древнюю пристань. Старый Папа издал утробный хрип, стовно церковный орган взял низкую ноту, и тогда Ящер понял.
Старый Папа не был аллигатором.
Останки рептилии отправился в пасть Старого Папы, и зубы с треском сомкнулись. Ящер выстрелил из второго ствола, и в ту же секунду глиссер перевернулся; охотник очутился в бурлящей воде менее чем в пятнадцати футах от монстра.
Его сапоги увязли в иле. Водонепроницаемый фонарик покачивался на волнах. Змеи корчились возле работающих челюстей Старого Папы, а Ящер попытался вскарабкаться на ствол затонувшего дерева.
Что-то слизкое и эластичное захлестнулось вокруг грудной клетки человека. Он закричал, когда его потянуло из воды. "Старый Папа захотел добавки", - понял он. Рядом с собой охотник обнаружил кое-какой предмет и вцепился в него мертвой хваткой. Когда его поднесло к раззявленной пасти, он ощутил вонючее дыхание твари (кровь и болото), и услышал шипение змей, льнувших к шишковатым губам монстра. Ящер увидел блестящий глаз, отражавший сияние серповидной луны. В этот глаз он и ткнул тем, что держал в руках. Бэнгстик выстрелил.
Глаз лопнул, и студенистая слизь брызнула на Ящера. Старый Папа взревел, словно хлопала в ладоши сама смерть, и конечность, державшая человека, ослабла. Ящер кубарем полетел в воду. Вынырнул, задыхаясь и отплевываясь, и ради собственной жизни наполовину побежал, наполовину поплыл сквозь качавшиеся камыши.
Старый Папа гнался за ним. Не нужно было иметь глаза на затылке, чтобы понять это. Чем бы эта мразь ни была, она жаждала его мяса и костей. Он слышал звуки погони: кошмарный плеск воды и чавканье грязи. Ящера объяли паника и безумие - два сиамских близнеца раздирающие мозг. Немножко потанцуем! Немножко порезвимся! Он угодил в яму и полетел вверх тормашками, с трудом поднялся и заставил себя двигаться дальше. Старый Папа - болотный бог, король аллигаторов - нависал над ним, словно движущаяся скала, и змеи с крабами градом сыпались вокруг Ящера.
Он выбрался из тростника на заиленную пойму. Горячее дыхание обдало сверху, а затем та эластичная штуковина, словно язык лягушки, оплела ему талию. У охотника перехватило дыхание, когда его подняло в воздух и, вращая, потянуло к блестящим, острым, как бритва, зубам.
Ящер не дожил бы до шестидесяти четырех лет, если бы сдавался без боя. Он боролся с липкой и влажной конечностью, сжимавшей его. Лупил кулаками, пинал ногами, вопил и извивался. Старый Папа держал крепко и единственным глазом наблюдал за беснующимся перед ним охотником - так человек может смотреть на муху, угодившую в липкую ловушку.
Он попался. Чудовище понимало, что он попался. Ящер еще не в конец сбрендил, чтобы не сознавать этого. И все же, он продолжал бороться со зверем, продолжал орать и неистовствовать, а Старый Папа изучал его, слегка наклонив набок свою огромную заскорузлую голову; вода струилась по глубоким трещинам на уродливой роже.
Сверкнула молния. Но грома не было. Ящер услыхал пронзительный вой. От разлившегося в воздухе электричества начало покалывать и пощипывать кожу, а мокрые волосы заплясали на голове.
Старый Папа вновь заворчал. Очередной разряд молнии - на этот раз ближе.
Мерзкая тварь ослабила хватку, и Ящер, словно бесполезные объедки, плюхнулся в ил.
Старый Папа, задрав голову, изучал звездное небо.
Серп луны по спирали спускался на землю. Ящер наблюдал за ним, сердце громко бухало в груди, а руки и ноги вязли в трясине. Полумесяц стрелял прожилками синих молний, словно ощупывая болото внизу. Медленно, неспешно, приближался он к Старому Папе, а монстр воздел когтистые лапы, и над топями разнесся громогласный вой, будто заиграла тысяча труб.