17.11.2005г. Тексты совместил Александр Васильев ( Санкт-Петербург ).
Примечания в тексте от А. Васильева – зеленый шрифт, курсив.
С начала 60-х годов Саймак переключился в основном на написание романов, наиболее значительным из которых является "Пересадочная станция" (1963), также удостоенная премии "Хьюго", однако другие его книги того времени - "Что может быть проще времени" (1961), "Почти как люди" (1962), "Все живое" (1965) не слишком ему уступают. В 1968 году выходит знаменитый роман "Заповедник гоблинов", почти сразу же переведенный на русский язык и ставший чрезвычайно популярным среди советских любителей фантастики. Романы Саймака, опубликованные в 70-80-х годах заметно уступают ранее опубликованным, наиболее значительными из них являются "A Choice of Gods" (1972), "A Heritage of Stars" (1977), "The Visitors" (1980). Рассказ "Грот танцующих оленей" (1980) удостоен премий "Хьюго" и "Небьюла".
All flesh is grass
Clifford Simak
Всё живое
Клиффорд Саймак
1
When I swung out of the village street onto the main highway, there was a truck behind me. It was one of those big semi jobs and it was really rolling. The speed limit was forty-five on that stretch of road, running through one corner of the village, but at that time in the morning it wasn't reasonable to expect that anyone would pay attention to a posted speed.
Когда я выехал из нашего городишка и повернул на шоссе, позади оказался грузовик. Этакая тяжелая громадина с прицепом, и неслась она во весь дух. Шоссе здесь срезает угол городка, и скорость разрешается не больше сорока пяти миль в час, но в такую рань, понятно, никто не станет обращать внимание на дорожные знаки.
I wasn't too concerned with the truck. I'd be stopping a mile or so up the road at Johnny's Motor Court to pick up Alf Peterson, who would be waiting for me, with his fishing tackle ready. And I had other things to think of, too—principally the phone and wondering who I had talked with on the phone. There had been three voices and it all was very strange, but I had the feeling that it may have been one voice, changed most wonderfully to make three voices, and that I would know that basic voice if I could only pin it down.
Впрочем, я тотчас забыл о грузовике. Примерно через милю, у «Стоянки Джонни», надо было подобрать Элфа Питерсона; он, наверно, уже ждал меня там со своей рыболовной снастью. Было и еще о чем подумать: прежде всего загадочный телефон; и с кем я все-таки говорил? Три разных голоса, но все какие-то странные, и почему-то казалось — это один и тот же голос так чудно меняется, он мне даже знаком, только никак не сообразить, кто же это.
And there had been Gerald Sherwood, sitting in his study, with two walls lined by books, telling me about the blueprints that had formed, unbidden, in his brain. There had been Stiffy Grant, pleading that I not let them use the bomb. And there had been, as well, the fifteen hundred dollars.
Затем Джералд Шервуд — как он сидит у себя в кабинете, где две стены сплошь заставлены книгами, и рассказывает мне о рабочих чертежах, что непрошеные, сами собой, возникают у него в голове. И еще Шкалик Грант — как он меня заклинал не допустить, чтобы сбросили бомбу. И про полторы тысячи долларов тоже следовало подумать.
Just up the road was the Sherwood residence, set atop its hill, with the house almost blotted out, in the early dawn, by the bulking blackness of the great oak trees that grew all around the house. Staring at the hill, I forgot about the phone and Gerald Sherwood in his book-lined study with his head crammed full of blueprints, and thought instead of Nancy and how I'd met her once again, after all those years since high school.
Дорога вела прямо к владениям Шервуда, но дом его на вершине холма было не разглядеть, он совсем терялся среди вековых дубов, которые обступали его со всех сторон, огромные и черные в предрассветной мгле. Глядя на вершину холма, я позабыл и про телефон, и про Джералда Шервуда, его заставленный книгами кабинет и голову, битком набитую проектами, и стал думать о Нэнси, — мы когда-то вместе учились в школе и вот снова встретились после стольких лет.
And I recalled those days when we had walked hand in hand, with a pride and happiness that could not come again, that can come but once when the world is young and the first, fierce love of youth is fresh and wonderful.
Мне вспомнились те дни, когда мы с ней были неразлучны и всюду ходили, взявшись за руки, неповторимо гордые и счастливые — так бывает только раз в жизни, в юности, когда весь мир молод и первая безоглядная любовь ошеломляет свежестью и новизной.
The road ahead was clear and wide; the four lanes continued for another twenty miles or so before they dwindled down to two. There was no one on the road except myself and the truck, which was coming up behind me and coming fairly fast.
Watching the headlights in my rear vision mirror, I knew that in just a little while it would be swinging out to pass me.
Передо мною лежало широкое пустынное шоссе, рассчитанное на езду в четыре ряда, миль через двадцать оно сузится до двухрядного. Сейчас на нем только и было, что моя машина да тот грузовик, он мчал полным ходом. По отражению его фар в моем зеркальце я понимал, что он вот-вот меня обгонит.