Для Лоран это давно не было новостью. Но она, по бессознательной почти хитрости, не подала и виду.
Керн нахмурился, сделался вдруг серьезным. Подойдя вплотную к Лоран, он, отчеканивая каждое слово, сказал:
— Но у профессора Доуэля прошу воздушного крана не открывать. У него… повреждены голосовые связки и…
Поймав недоверчивый взгляд Лоран, он раздраженно добавил:
— Как бы то ни было… я запрещаю вам. Будьте послушны, если не хотите навлечь на себя крупные неприятности.
И, повеселев опять, он протяжно пропел на мотив оперы «Паяцы»:
Лоран открыла краны.
Первой стала подавать признаки жизни голова рабочего. Едва заметно дрогнули веки. Зрачки стали прозрачны.
— Циркуляция есть. Все идет хорошо…
Вдруг глаза головы изменили свое направление, повернулись к свету окна. Медленно возвращалось сознание.
— Живет! — весело крикнул Керн. — Дайте сильнее воздушную струю.
Лоран открыла кран больше. Воздух засвистал в горле.
— Что это?.. Где я?.. — невнятно произнесла голова.
— В больнице, друг мой, — сказал Керн.
— В больнице?.. — Голова повела глазами, опустила их вниз и увидела под собой пустое пространство.
— А где же мои ноги? Где мои руки? Где мое тело?
— Его нет, голубчик. Оно разбито вдребезги. Только голова и уцелела, а туловище пришлось отрезать.
— Как это отрезать? Ну нет, я не согласен. Какая же это операция? Куда я годен такой? Одной головой куска хлеба не заработаешь. Мне руки надо. Без рук, без ног на работу никто не возьмет… Выйдешь из больницы… Тьфу! И выйти-то не на чем. Как же теперь? Пить-есть надо. Больницы-то наши знаю я. Подержите маленько, да и выгоните: вылечили. Нет, я не согласен, — твердил он.
Его выговор, широкое, загорелое, веснушчатое лицо, прическа, наивный взгляд голубых глаз — все обличало в нем деревенского жителя.
Нужда оторвала его от родимых полей, город растерзал молодое здоровое тело.
— Может, хоть пособие какое выйдет?.. А где тот?.. — вдруг вспомнил он, и глаза его расширились.
— Кто?