- Ра… Раненые, – смог, наконец, выдавить он из себя.
- Ты что, боец? – Ибар, сидевший на корточках над трупом гвардейца, напоминал отвратительную птицу-падальщика. - Охренел? Оружие и патроны ищи! Или тут останешься. Хочешь под трибунал?
Табас хотел было тогда сказать, что лично он ни в чём не виноват, но затем понял, что едва не сморозил несусветную глупость. Разумеется, виноват. Люди Дома Адмет ни за что не обвинят «белые штаны» в том, что именно они развязали драку. В конце концов, они же не самоубийцы, подрывать авторитет в глазах собственных солдат ради какого-то сброда.
Помотав головой, дабы хоть немного прийти в себя, Табас тяжело плюхнулся задом на горячий склон невысокой дюны и, сняв с пояса ближайшего гвардейца пластмассовую флягу, жадно присосался к горлышку. Сперва он чуть не поперхнулся, почувствовав незнакомый вкус, но затем успокоился, вспомнив, что разведка вместо воды носила с собой какой-то тонизирующий напиток. Распробовав, Табас понял, что он ему однозначно нравится. Кисленький, освежающий, с нотками мяты. То, что надо для пустыни. С горькой усмешкой солдат вспомнил о том, что у них в окопах даже воду не всегда подвозили.
- Живее! – Снова крикнул Ибар, уже успевший со всех сторон обложиться оружием и увлеченно копавшийся в рюкзаке покойного сержанта Роби.
Табас закрыл флягу и, встав на четвереньки, принялся обшаривать тела гвардейцев и своих бывших сослуживцев. Сожаления он не испытывал: в конце концов, подавляющее большинство бойцов Вольного Легиона были откровенным мусором – нищим, озлобленным, коварным и завистливым.
Из-за этого Табасу было первое время очень тяжело – типичный хороший мальчик из большого города, родившийся в семье ученого, был белой вороной. Однако после нескольких попыток его избить и изнасиловать, наёмники поняли, что связываться с умником-тихоней себе дороже: отчаяние, приведшее Табаса в Вольный Легион, сделало его достойным членом этой стаи хищников.
Ножевые ранения, черепно-мозговые травмы, переломы – каждый раз он дрался, как в последний, и это внушило остальным наёмникам если не уважение, то нежелание связываться точно. К тому же, Табас прекрасно стрелял и из-за этого был на хорошем счету у Роби, переходить дорогу которому точно никто не хотел.
Молодой наёмник ползал по песку, который обжигал его колени сквозь ткань брюк, собирал и складывал в одну кучу автоматы, патронные сумки и рюкзаки. Он старался не глядеть на кровоточившие раны, разорванные животы и расколотые черепа, из которых на песок вытекало нечто, о чём не хотелось даже думать.
«Это просто манекены», - думал Табас, силясь отключить мозги и загнать сознание поглубже, так, чтобы оно почти не высовывалось наружу и не видело ничего, что могло бы отозваться годы спустя ночными кошмарами и психическими расстройствами.
Иногда манекены дышали и что-то хрипели, когда Табас пытался расстегнуть подсумок или вытащить из-под тела рюкзак, но юноша не слышал этого. Его глаза остекленели, руки были по локоть перемазаны в густой черной крови, но задачу свою наёмник выполнял – пусть механически, но от этого не менее эффективно.
Когда всё было кончено, у ног Табаса вместо полупустого брезентового вещмешка стоял тяжёлый, утрамбованный до плотности черной дыры, прочный гвардейский рюкзак. С юга снова подул горячий душный ветер, принесший с собой целые облака пыли и характерный горьковатый запах колючки.
- Помогай! – перед обернувшимся Табасом упала окровавленная лопатка.
Ибар стоял рядом с увязшим в багги, одним из немногих не сожженных дикарями, и указывал на землю.
Полчаса напряженного рутинного ковыряния в песке. Мозоли на ноющих ладонях, коричневые от грязи ручейки пота со лба. Труд был просто адский и зачастую бессмысленный - периодически проклятые желтые крупники целыми лавинами осыпались обратно в яму, это ужасно злило и затягивало процесс
- Сука! – не выдержал Табас, когда желтая лавина, снова сорвавшаяся из-за ветра, почти накрыла собой передний мост. Наёмник взревел, словно буйнопомешанный, и набросился на землю, хрипло крича изо всех сил и пытаясь избить ненавистные песок.
Пелена перед глазами спала только через минуту, когда солдат полностью выдохся, рухнул ничком рядом с машиной и завыл, сжав зубы, на которых захрустели вездесущие песчинки.
- Истеричка, – безразлично бросил ему Ибар. - А теперь копай! Буря близко.
В конце концов, багги удалось вытащить, пусть и ценой неимоверных усилий со стороны Табаса, чувствовавшего кроме усталости жгучий стыд за то, что сорвался перед напарником.
Небо на юге потемнело, ветер усилился и мелкая пыль, приносимая им, неприятно колола кожу. Повернувшись, Табас увидел, как вдалеке, у самого горизонта, небеса постепенно окрашиваются грязно-желтым.
Молодой наёмник хорошо знал, как это бывает. Исполинское песчаное покрывало, верхняя граница которого находится в нескольких километрах от земли, будет неторопливо выползать из-за горизонта. Однако, эта медлительность обманчива: буря кажется такой только из-за своего огромного масштаба. Тонны пыли промчатся над их головами и рухнут на землю в десятках километров отсюда, засыпая леса и долины, бывшие доселе зелёными и плодородными, и увеличивая территорию самой пустыни – главного врага человечества, не считая, разумеется, самих людей.
С одной стороны, это было очень здорово: меньше следов, но с другой, подобная буря могла стоить двум дезертирам жизни, если они не успеют вовремя найти хоть какое-нибудь укрытие.