Молодцы подвинулись, освобождая место у железного короба между кучами песка и кулями цемента. А Витек поучал дальше:
— Черпаешь песочек, с горкой, не на донышке, и третьим по очереди рассыпаешь его по скипу.
Он попинал по коробу и повернулся было идти, но тут увидел, как разочарованно поползли вниз уголки губ у пацана. «Ах, же ты, не додумался сразу!» — мысленно выругал себя Витек:
— Надо же, чуть не забыл! Вот голова еловая… Ты еще, как песок кончишь кидать, гляди на меня. Махну рукой — нажимай эту кнопку.
— И что? — вяло спросил Санька.
— А там увидишь! — И Витек запрыгал к себе на верхотуру.
Без большой охоты покидал Санька песок, по команде «Хорош!» отставил лопату и поспешил к кнопке. Витек махнул сверху рукавицей — Санька нацелился и ткнул пальцем в черный кружок.
Рррах! — глухо рявкнуло что-то над головой, восторженным поросячьим визгом отозвались металлические колесики, и короб пополз наверх, к выжидающе склонившейся «груше». Дополз, опрокинулся, высыпав ей прямо в глотку песок, перемешанный с цементом, и замер.
— Ну, что ты?! Давай вторую!.. — крикнул Витек.
Тут Санька нажал вторую кнопку, коричневую.
Рррах! — снова отозвалось наверху, и короб пополз вниз, остановился, ожидая новой порции песка.
Так Санька махал лопатой и «рррахал» до самого вечера. А перед отбоем перетащил свою раскладушку из дальнего угла, куда демонстративно задвинул ее утром, вплотную к Витиной и заявил:
— Тут буду.
— Располагайся, старик! — согласился Витек. — За жизнь поговорим.
За жизнь с Санькой, кроме Петьки, никто еще не говорил. Он до полуночи жадно слушал неторопливый Витин рассказ об институте, о ребятах отряда, слушал, не отрываясь, до тех пор, пока сердитый шепот комиссара не заставил обоих полуночников нырнуть под одеяла.
А утром на линейке командир скомандовал:
— Бетонщики, на флаг!
— Есть на флаг! — четко отрапортовал Витек, и ребята пошли.
«А ты что?» — Саньку кто-то подтолкнул, кто-то потянул за рукав и выволок в маленькую группу, стоящую на виду у всего лагеря. Из рядов стройотрядовцев попал прямо в него одобрительный Наткин взгляд, и Санькины губы сами собой расплылись в улыбке.
Дни не шли, не тянулись, как боялся того прежде Санька, — они летели. Птичник-коровник, который оказался телятником, рос-подрастал, выше головы поднялись его кирпичные стены, до края кладки уже не достать было вытянутой рукой, даже приподнявшись на цыпочках.
Санька познакомился и подружился со всеми ребятами. И только к Алексею, которому уже, кажется, простил и карты, и насмешки, относился по-прежнему настороженно. А однажды Санька услышал, как он высказался на штабной планерке: «Рано радуетесь, воспитатели!.. Смотрите — не сорвался бы…»
…Сорвался Санька. Да когда! — в комиссаров день рождения…