Кэтрин остановилась на последней ступеньке. Мелодичным, но не совсем уверенным голосом она сказала: «Я награждаю вас, Рован де Блан, этим лавровым венком — символом победы, которую вы завоевали по праву, а также в знак того, что вы продемонстрировали сегодня высокий стиль поединка. Если вы позволите, я надену этот венок на вашу голову вместе с римским поцелуем на счастье».
Она затаила дыхание. Он наклонил голову. Когда венок уже был надет, она положила руки ему на плечи и наклонилась. Кэтрин хотела поцеловать его по очереди в обе щеки. Он позволил ей прикоснуться к своей щеке, затем почти в последнюю секунду, когда она намеревалась запечатлеть поцелуй на другой, он повернул голову.
Гладкие, упругие губы его были горячими, а на вкус солеными, но одновременно сладкими от желания, а твердость и настойчивость, с которой он приник к ее губам, казалось, передали ей весь жар, горячим маслом разлившийся по венам, сладкое томление заполнило ее. Она впилась пальцами в его твердые мышцы и застыла.
Он едва унял свою дрожь, поднял руку, будто хотел дотронуться до нее. Она резко вздохнула и пошла, опустив ресницы, не смея взглянуть на него.
Кэтрин поднималась по ступенькам с высоко поднятой головой, а его оставила на траве увенчанным лавровым венком.
Глава 3
— Надеюсь, ваша рана не серьезна?
Заданный Кэтрин вопрос был своего рода проявлением обыкновенной вежливости. Они сидели на банкете во главе стола. Но то, что она ощущала в душе, нельзя было назвать вежливостью. Ее нервы были на пределе, а от мысли, что все сидящие за столом наблюдают за ними, по телу пробегали мурашки. Воспоминание о встрече ее губ с губами сидящего рядом мужчины билось в ней и жгло, словно раскаленные добела угли. Она не могла заставить себя вести с ним естественно. Манеры, движения, речь были чересчур напряженными, а его раскованность и свобода, в свою очередь, оскорбляли ее.
— Совсем нет, — ответил Рован, довольно свободно сидя на стуле.
Кэтрин прекрасно представляла себе его ответ. Такой уж это был человек. Дельфия, под влиянием виноградного вина, рассказала ей, что Рован наотрез отказался от всех уговоров послать за доктором, а предпочел помощь своего слуги, умевшего лечить «несерьезные» болезни.
— Неужели? — несколько сурово спросила она. — Состязания по стрельбе из лука завтра будут довольно напряженными, остальные участники вас не пощадят.
— Вашей заботы вполне достаточно для любой раны. В любом случае я непременно должен быть в форме, чтобы в качестве короля турнира иметь привилегию снова сидеть с вами завтра вечером.
Голос его прозвучал несколько мягко и вкрадчиво, что не слишком понравилось Кэтрин.
— Приз победителю — сопровождать меня на прогулку. Вот уж этой возможности вы, я надеюсь, будете лишены.
Он долго смотрел на нее, как бы размышляя.
— И вы бы предпочли, чтобы это было так?..
Кэтрин не ответила, поскольку в этот момент отвернулась.
Столы, поставленные буквой Т, были сервированы серебром и хрусталем; около каждого стояли индивидуальная солонка, подставка для ножей и лавровый венок, увитый астрами и плющом. От хрустальных с золотом канделябров исходил мерцающий свет. В этом мягком блеске Жиль, сидевший на другом конце стола, казался более здоровым и доброжелательным, чем обычно, а мужчины имели героический облик, и все женщины были прекрасны. Столь обманчив был свет.
Общая беседа в это время касалась недавнего нападения в Виржинии, организованного человеком по имени Джон Браун. Кэтрин хотела бы присоединиться к разговору, чтобы избежать tete-a-tete с Рованом, но тот не представлял ей такой возможности.
— Вы, по-видимому, скорее всего хотели бы, чтобы на моем месте сидел другой? — предположил он. — Возможно тот, на ком были ваши ленты? Или, может быть, тот молодой повеса, который так жаждал победить, что несколько забылся?
— Может быть, — Кэтрин была в бешенстве.
— Вас беспокоит мое присутствие. Но отчего же, ведь вы считаете себя невиновной в смерти моего брата?
Наклонившись над столом, Льюис что-то тихо сказал, злобно посмотрев в сторону Кэтрин. Слева от него сидела бледная темноволосая девушка с огромными черными глазами, которая вдруг покраснела и опустила голову над тарелкой. А соседка справа вскинула головку с волосами имбирного цвета и разразилась смехом. Шарлотта Мартинес и Жоржетта Лоури были кузинами, живущими около Св. Фрэнсисвилля, вниз по течению реки.
Кэтрин сжала губы и повернулась к молодому человеку, чтобы дать выход своему раздражению.
— Вы, должно быть, думаете, что я буду очень радоваться вашим успехам, дающим возможность делать из меня посмешище и принародно мучить?
— Мучить вас? Слишком сильно сказано из-за той ерунды, что произошла между нами.
— Вы предупреждали, что будете досаждать мне, не правда ли? — сказала она, игнорируя его замечание. — Как, должно быть, вы удовлетворены тем, что оказались правы.
— Ах, вот что вас беспокоит? То, что я выиграл?
— Все, что касается вас… — начала она, но остановилась, пораженная тем, что начала выдавать себя.
— О! Это уже воодушевляет, — губы Рована скривились в усмешке. — Ваша неприязнь ко мне носит личный характер. Может быть, оттого, что я напомнил вам о Теренсе и о вещах, которые вы предпочли бы забыть?
Она посмотрела на него долгим взглядом.
— Трудно себе представить человека, более не похожего на Теренса. Ваш брат был необычайно добр и внимателен, с такой нежной душой. У него были минуты хорошего настроения, когда он бывал так жизнерадостен.
Рован сжал губы, помолчал, потом все-таки произнес: