На лице Кэтрин отразилось смущение.
— Нет-нет, я, кажется, уже приглашена на этот танец.
Ее муж повернул голову и уставился на нее с поднятыми бровями.
— Разве, дорогая? Кем?
— Вами, естественно, — сказала Кэтрин, краснея. — Это же будет наш первый танец.
— Чепуха. Не будем же мы до мелочей соблюдать церемонию. Моя подагра съедает меня.
— Тогда я посижу этот танец с вами.
Ее голос звучал решительно. У Жиля было много болезней, большинство из которых были крайне удобны для него. А для нее — при случае тоже полезны.
— Нет, нет. Иди с монсеньером де Бланом. Я не позволю себе лишать тебя удовольствий. Ты же знаешь, я люблю наблюдать, как ты веселишься. И к тому же, я, кажется, слышу звуки сирены, приглашающей к карточному столу.
— Доставьте мне удовольствие…
Просьба была мягкой, но взгляд — непреклонным. Дальнейшее сопротивление могло уже нанести Ровану де Блану обиду.
— Как хотите.
Опустив ресницы, Кэтрин положила свою руку на крепкую руку темноволосого молодого человека, позволяя ему повести себя.
Они легко кружились, соблюдая разделяющую их дистанцию, движения обоих были корректно сдержанны. Но она все же чувствовала себя неуютно от его напряженного взгляда, когда он склонялся к ней в танце. Свежесть сырой ночи смешивалась с теплым мужским запахом, запахом хорошо выглаженного белья и лосьона. Его рука, казалось, оставит отпечатки пальцев на ее талии — так крепко он держал ее, делая повороты. Кэтрин волновало, когда его бедра с хорошо развитыми мышцами касались складок юбки. Чтобы успокоить нервы, она осторожно вздохнула. Сердиться не имело смысла. Она бросила на Рована быстрый взгляд и сказала:
— Вот не ожидала, что такого известного человека, как вы, могут заинтересовать наши ежегодные игры.
— Я никогда не считал себя известным человеком, мадам Каслрай.
— Ваш брат рассказывал о вас. Вы знаете, он гордился вашими подвигами.
— Я знаю! — слова прозвучали довольно резко.
Ее взгляд ускользнул, а затем возвратился к нему вновь.
— Я только имела в виду, что состязания по стрельбе из лука и рыцарские турниры могут показаться скучными. Едва ли это можно сравнить с охотой на индейцев в лесах Амазонки, путешествиями верхом с арабами или поездками в глубь Африки.
— Вы думаете, мне необходим элемент риска, чтобы хорошо развлечься? Полагаю, что он есть и в ваших турнирах.
Убийственная мягкость его голоса отозвалась дрожью в теле Кэтрин, но она не хотела признаваться себе в этом.
— Едва ли сложности наших состязаний могут сравниться с теми опасностями, которым вы подвергались в ваших путешествиях.
Легкая улыбка тронула его губы.
— Риск ваших турниров может стоить очень дорого. Вы забываете о призе, которым будет награжден победитель.
— Мешочек с золотом? Неужели вас это заботит? Состояние вашего отца более чем адекватно этому призу, поэтому разрешите полюбопытствовать, какой каприз движет вами?
Улыбка на его губах замерла. Резкость его слов и тона походили на острие рапиры.
— Теренс рассказал вам довольно много…
Кэтрин уклонилась от его настойчивого взгляда.
— Мы много беседовали с ним.
— Да? — он помедлил, затем, как бы обдумывая свои слова, продолжал: — А говорил ли мой брат перед смертью, как сильно он любит вас? Возможно, он и умер от любви к вам?
Она вздохнула так сильно, что заболело горло. Кэтрин оступилась, и Рован крепко прижал ее к себе, помогая придти в себя. В его крепких мускулистых руках она была, словно в тисках. В панике затрепетав, Кэтрин резко оттолкнула Рована и прошептала: «Нет, никогда на это не было и намека».
— Вы в этом уверены? Возможно, его юношеское обожание так вас обидело, что это заставило его спасать свою честь?
— Все было вовсе не так. Никто не знает, почему он застрелился. Его нашли за озером с пистолетом в руке.
— Тогда почему, — продолжал Рован, — мой брат звал вас «La Belle dame sans merci» — безжалостная прекрасная леди?
На мгновение ей показалось, что свет погас, в ушах застучало. Что-то сдавило грудь — то ли это была боль воспоминаний, то ли корсет, а может быть, железная хватка Рована. Нет-нет, она не упадет в обморок, нет.
— Теренс, ваш брат… — начала она.
— Наполовину брат.
— Да, я знаю, — в отчаянии произнесла она.
— Разве? А почему он говорил, что вы самая безжалостная из всех, кого он встречал, по отношению к себе?
— Не имею понятия. Я никогда не знала, что он так думал обо мне. Я не знала, что он говорил обо мне.
— Он написал об этом и даже гораздо больше в единственном письме к своей матери, нашей матери. Он, очевидно, часто думал о вас. Вы интриговали его. Вы, прекрасная молодая женщина, вышли замуж за больного рехнувшегося старика. Несчастный с улыбкой говорил о «Дворце любви», я правильно это назвал?
— Да, да, — сказала она рассеянно. — Это была игра, которую мы придумали за неделю до турниров, Мюзетта, моя сводная сестра и я. Теренс тоже в ней участвовал.
— Да, вы правы. У него было богатое воображение. Вы представлялись ему проданной невестой, которую ваш отец обменял на богатства жениха, и спрятанной здесь, в Аркадии, как в тюрьме, словно средневековая принцесса в крепости. Его, романтика, привлекала мысль о вашем спасении, хотя он знал, что вас хорошо охраняют.
— Не будьте смешным, — на нее внезапно нахлынула волна раздражения. — Все это совсем не так.
— Нет?
— Более того, я не верю, что ваш брат смотрел на меня, как на объект жалости.
— Не жалости, нет. Скорее всего, это были мечты рыцаря. Моя мать, похожая на него, предположила, что, возможно, он пытался спасти вас и за это был убит?..