Он медленно брел по пыльной тропинке. Всего несколько лет назад тут была оживленная улица, а теперь?
Улица призраков, сказал он себе, маленьких неуловимых призраков, шелестящих в ночи. Призраки резвящихся детей, призраки опрокинутых тележек и трехколесных велосипедов. Призраки судачащих домохозяек. Призраки приветственных возгласов. Призраки пылающих каминов и коптящих в зимнюю ночь дымоходов…
Облачка пыли вились вокруг его башмаков и белили отвороты брюк.
Вот и дом старины Адамса, на той стороне. Как Адамс им гордился! Широченные окна, облицовка из серого дикого камня… Теперь камень зеленый от ползучего мха, разбитые окна – словно ощеренные пасти. Бурьян заполонил лужайку, забрался на крыльцо; высокий вяз уперся ветвями во фронтон. Грэмп еще помнил тот день, когда
Адамс посадил его.
Он остановился посреди заросшей улицы – ноги по щиколотку в пыли, руки сжимают трость, глаза плотно закрыты…
Через дымку лет донеслись до него крики играющих детей, тявканье ворчливой дворняжки с соседнего двора, где жили Конрады. А вот и Адамс, голый по пояс, орудует лопатой – яму готовит, и рядом лежит на траве деревце, корни мешковиной обернуты.
Май 1946 года. Сорок четыре года назад. Они с Адамсом только что вернулись домой с войны…
Звук шагов, приглушенных пылью, заставил Грэмпа испуганно открыть глаза.
Перед ним стоял молодой мужчина лет тридцати или около того.
– Доброе утро, – поздоровался Грэмп.
– Надеюсь, я вас не напугал? – сказал незнакомец.
– Вы видели, как я стою тут болван болваном, с закрытыми глазами?
Молодой человек кивнул.
– Я вспоминал, – объяснил Грэмп.
– Вы тут живете?
– Да, на этой самой улице. Последний здешний обитатель, можно сказать.
– Тогда вы, может быть, поможете мне.
– Постараюсь, – ответил Грэмп.
Молодой человек замялся.
– Понимаете… Дело в том… Ну, в общем, я совершаю, как бы это сказать, что-то вроде сентиментального паломничества…
– Понятно, – сказал Грэмп. – Я тоже.