Это все метафорично. И да, есть время и место для поэзии и искусства. Это драгоценно и эфемерно. Но достаточно потеряться в его объятиях, и материальное перестает нести смысл. Это то, где я сейчас нахожусь. Это медленное, чувственное соблазнение самой глубокой, самой примитивной части моего разума. В этом и заключается опасность. В этом и заключается угроза. Потому что, если я слишком привыкну к нему, реальность может настигнуть в самый неподходящий момент.
Этот момент наступает через три дня нашего пребывания, в субботнее утро 29 марта. Мы с Джереми провели ночь в объятьях друг друга. Он поцеловал меня, а потом спустился вниз, пока я решила принять душ одна. Спустившись по широким ступеням на первый этаж, я чувствую, что что-то не так.
- Лилли, - Джереми приветствует меня.
Он держит руки за спиной. Недавнее хорошее настроение, которое я ожидала от него, исчезло.
- Пойдем со мной.
В его голосе присутствуют ноты, которые заставляют опасаться.
- Что случилось, Джереми? - спрашиваю я.
- Увидишь. Пошли.
Я киваю и несусь за ним. Он ведет меня к темной, похожей на пещеру, комнату. Жалюзи закрыты.
- Закрой дверь, - говорит он, как только мы входим.
- Джереми...
- Просто закрой, черт возьми!
Я подпрыгиваю. Мое сердце стучит в тяжелом ритме, словно барабанные удары, ведущие марширующую армию на войну.
Я поворачиваюсь к нему. Он устроился в массивном кресле, похожее на железный трон.
Он наблюдает за мной. Его присутствие в сочетании с креслом и темнотой заставляет меня чувствовать себя очень маленькой. И я еще больше боюсь.
- Я нашел кое-что, - сообщает он мне. - В ночь, когда я пришел в твою комнату в Бостоне. Это меня разозлило. Но твое состояние имело приоритет. О тебе нужно было позаботиться. Однако.
Он поднимает один палец.
- Теперь, когда ты выздоравливаешь, я могу снова вернуться к этому маленькому открытию. Ты понимаешь, о чем я говорю, Лилли?
Я быстро моргаю, пытаясь думать. Такое ощущение, будто я нахожусь на суде. За какое преступление, я не знаю. Но человек передо мной тот же, с которым я провела последние несколько славных дней.
- Нет, - говорю я, покачивая головой. - Джереми...
- Я говорю об этом, - рычит он. С его руки слетает смятый лист бумаги. - Подними его.
Я подхожу к нему и наклоняюсь, все мое тело дрожит. Я давно не сталкивалась с этой стороной Джереми, что почти забыла, как реагировать.