— Посмотрите на сестру Аньезе Арлотту! Берите с нее пример, ибо она хорошо знает, что значит жить в миру. Там один лишь обман и притворство. Кто кого первым обманет. Одно на устах, и совсем другое в мыслях. И что остается после всех тревог и волнений? Горстка праха! Vanitas vanitatum!
Вот так потихоньку бедняжка совсем отрешилась от мирской жизни и даже полюбила алтарь, за которым ей было поручено ухаживать, привязалась к исповеднику, который вел ее по пути спасения, привыкла к своему углу в спальне, где уже столько лет стояла ее кровать, к своему месту, которое занимала на хорах и в трапезной, к звону колокола, который регулировал все ее занятия, неизменно повторяющиеся, притерпелась к кушаньям, которые однообразно чередовались в зависимости от дня недели, в один и тот же час, в одной и той же миске. Весь мир ее был ограничен нависавшим над каменной оградой сада карнизом дома напротив, краешком холма, видневшимся из окна, да поворотом дорожки, что вела к монастырской приемной. О времени дня и года всегда можно было догадаться по тому, как низко опускалось солнце на карниз дома напротив, зеленым или желтым был краешек холма, бродили ли куры по дорожке или толпились возле курятника. Хорошо знакомы были и голоса соседей. А когда уехала ткачиха, что жила напротив церквушки, это стало целым событием, потому что прекратился по утрам стук чесальной машины. Сестра Аньезе не успокоилась, пока не разузнала у пономаря, куда и по какой причине уехала эта женщина.
Не то чтобы ей хотелось посплетничать, а просто из любопытства, особенно с тех пор, как она стала плохо слышать. Все мы, в конце концов, из одного теста сделаны, и мирская жизнь потихоньку, упрямо проникала и сюда — с наставлениями исповедника, с болтовней пономаря, с разговорами родственников, приходивших в приемную, с перебранками монахинь и интригами, которые возобновлялись каждый раз, когда предстояло переизбрать на должности на очередные три года. Ох, тогда!..
Тогда сестра Габриелла, обычно само высокомерие, становилась кроткой, словно пасхальная овечка. А сестра Мария Фаустина уже за неделю натягивала на свое лицо нежнейшую улыбку. Монахини без конца шушукались друг с другом, о чем-то договаривались и в свободные часы, и трудясь на кухне, где готовили сладости и пирожные к праздникам, на пасху и на рождество. А сестре Аньезе делать этого не приходилось, потому что у нее не было ни сахара, ни муки, ни денег, чтобы купить их, ни родственников, которым надо было бы послать в подарок сладости. Ее мать, добрая душа, давно уже скончалась. Умер и дон Базилио, хотя дожил в горести до преклонных лет, потому что господь послал ему это испытание в земной жизни, оставила этот мир и старая милосердная тетушка, которая дала ей сто двадцать унций, чтобы донна Аньезе могла постричься в монахини. Мир их душе, всем, всем, и дону Джакомино тоже — он умер, оставив много детей, которые похоронили его в церкви Санта Мария дельи Анджели. Да свершится воля господня! К сестре Аньезе, бедной старушке, господь был милостив. На шесть унций в год из тетушкиных денег да при том, что ее кормили в монастыре — меньше чем на тридцать чентезимо в день, — она могла кое-как содержать себя, прачку и прислужницу, без которой не в силах была обойтись из-за своих болезней. Она экономила даже на двух парах обуви и новой рясе, которые полагались ей каждый год. Продавала свою порцию орехов и миндаля, которые не могла есть. Из двух яиц съедала только одно, а другое делила между прислужницей и прачкой. Она даже пристроила спиртовку на столе возле своей миски, чтобы, добавив воды, прокипятить суп, тогда его становилось побольше и хватало обеим женщинам, которые всегда были голодны как волки. Сама же она питалась святым духом, бедная старушка. Терпя такие лишения, она кое-как перебивалась и даже еще умудрялась при этом выкраивать деньги на кофе с печеньем исповеднику каждое утро.
Конечно, ей тоже хотелось бы подержать пастырский посох хотя бы однажды за столько лет. Но эту должность всегда отдавали тем монахиням, которые умели ловко плести интриги и у которых была поддержка родственников, там, в миру. Делать нечего, она молчала и благодарила божественное провидение. Чего ей, в сущности, не хватало, слава богу? В то время как там, в миру, столько было разных горестей! Своим добрым примером и такими же добрыми, хорошими словами она утешала тех новеньких послушниц, которых в монастырь тянули буквально за волосы, без призвания. Одна из них, невоспитанная деревенская девчонка, однажды так прямо и заявила ей:
— Знаете, что я вам скажу? Мое призвание — выйти замуж за дона Пеппино Бертолу, любым способом!
Сальма — мера площади, равная 1,74 гектара.
Терреморте — название местечка, буквально — «мертвые земли».
Идрия — святилище Марии дель Идрия, находится возле Кальтаджироне, на юго-востоке Сицилии.
Святой Джованни — Иоанн Креститель (Предтеча) — согласно евангельской легенде, возвестил приход мессии (Иисуса Христа), призывал народ к покаянию и нравственному очищению, крестил Христа.
Суета сует! (Лат.)