— Главное, не оказаться одновременно по разные стороны фронта. Даже символически. Античастица тоже частица, но с обычной частицей — аннигилирует. Хотя, казалось бы — ведь один черт.
— Какие-то мы сегодня веселые.
— Я не знаю, будем ли мы когда-нибудь другими. Мне кажется… — Я помолчал, потом махнул рукой. У меня было ощущение, что мы — бабочки, которые вот-вот должны занять свое место в гербарии.
Есть ли жизнь в гербарии? Скоро узнаем. Золотистые проволочки — как крылья. Эффектные и неживые.
— Знаешь, — сказала Линор, задумчиво глядя в кажущееся старомодным зеркало-трюмо. — Мне жаль, что мы не могли забрать с собой Экскалибур.
Я улыбнулся и кивнул. Меч остался в коллекции «Януса». Как будто у нас вообще не было ничего личного, принадлежащего именно нам — скользнули по жизни, и по чужим жизням, как тени.
— Кстати об оружии, — повеселела Линор, оглянувшись и снова окинув меня изучающим взором. — Ничего огнестрельного, а? Разве нам не положено?
— Видимо, нет. — Я развел руками. — Предполагается, что у нас целые армии и флотилии защитников. С пушками, способными разносить планеты в мелкое крошево.
— Но холодное… — Линор кивнула на мою парадную шпагу. — Оно игрушечное?
Я рассмеялся и вытащил «игрушку» из ножен. Узкий, матовый, инкрустированный узорами желтого металла, клинок.
— Почти. Она «дуэльная» — электрическая. Помнишь такие? Нажимаешь на кнопку, попадая в противника тем, что тут считается острием, и его сваливает с ног разрядом.
— Детский сад, — посмеявшись, признала Линор.
— Не спорю!
— Интересно, хоть аккумулятор в ней есть?
— Есть, я проверил.
— И спрятал трупы под ковриком?
— Думаю, повод еще будет…
— Да уж. Никуда не денется…
Мы шли по «золотой дорожке», благосклонно улыбаясь всем вокруг, на все стороны света и пространства-времени. Отец прошел тут ровно на десять минут раньше нас, присоединившись к нашей матери официально и на людях впервые. С принятием некоторых персональных почестей. Что он чувствовал на самом деле — было трудно сказать даже нам. Что попался? Что всех обыграл самой своей тайной и не зависит ни от чего, даже от нее, и при ее посредстве, от всего остального?
Что чувствовала мама, тоже трудно было сказать. Чувство превосходства? Свидетельство того, что она сделала со своей жизнью, что хотела? Некое злорадство по отношению ко всем традициям и условностям, или даже по отношению к нам, наконец вернув все «на круги своя»? Или чувство уязвимости, когда все открылось? И полной неуверенности в том, чем же она на самом деле теперь обладает.
Кот в мешке почти то же, что «барашек в ящике», но не совсем. Он существует.
Линор присела в реверансе, а потом удостоилась милости быть взаимно расцелованной матушкой в обе щеки. Со мной вышло формальней и смешнее, и довольно сомнительно. Я преклонил перед матерью колено как перед прекрасной дамой, под благосклонным взглядом отца, и чопорно поцеловал ей руку. Подумав в этот момент, «а точно ли это выглядит так, будто она моя мать?» И что за дикие ассоциации?! «Молодой лев всегда убивает старого льва…» «Я не страдаю эдиповым комплексом! Я не страдаю эдиповым комплексом!..» Что поделать: архетипы — страшная штука, а все эти формальные ритуалы — во что именно играют? Что иллюстрируют?..