— Нет, нет, этого не нужно, этого не нужно. Я согласен, согласен. Сегодня же подам в отставку.
— Ну, вот и отлично! Теперь нужно решить, куда нам следует отправиться, чтобы заняться предварительными приготовлениями.
— На необитаемый остров нужно, — поспешно проговорил Русаков.
— Но, господин профессор, — заметил Краснов: — теперь, ведь, нет необитаемых островов.
— Как нет? Должны быть, должны быть!…
Через несколько дней весь физико-математический факультет, как громом, поразило известие, что профессор Русаков вышел в отставку, а известный студент Шведов уволился из университета. Профессор Лессинг, не знал, чтó и подумать, и даже немного тревожился, замечая, с каким многозначительным и торжествующим видом поглядывал на него бывший профессор Русаков, коварно улыбавшийся при всякой с ним встрече. Страдающим же лицом в этой истории явилась жена профессора Русакова. Она убедилась в том, что ея ученый супруг окончательно спятил с ума. Кроме непонятной отставки, лишившей их постояннаго дохода, в поведении профессора стало проявляться еще более странностей, чем прежде. Он по целым дням вырезывал из картона какия-то фигурки, клеил их, кричал: «нет, не годится» и разрывал на части; затем снова клеил и так далее. Наконец, профессор взял из банка почти все свои деньги и сказал жене, что завтра едет, но куда, зачем, об этом упорно молчал. Русаков, обещал писать жене, но добавил, чтобы она ему не отвечала, так как он ни под каким видом не может дать своего адреса.
На другой день профессор, действительно, уехал. Профессорша выпросила себе право хоть проводить его до вокзала железной дороги. Там она увидела, что ея муж сел в вагон не один, а с двумя какими-то субъектами, показавшимися разгневанной и опечаленной женщине крайне подозрительными. В одном из них она признала студента, нередко навещавшаго ея мужа и написавшего какое-то сочинение о наибольших и наименьших величинах функций, с которым профессор долго носился. Другой же с реденькой бородкой, в пенснэ, был ей положительно неизвестен. Наконец пробил третий звонок. Профессор окончательно попрощался с женой, посоветовав ей в заключение, остерегаться Лессинга, и поезд тронулся, увозя профессора и его товарищей неизвестно куда.
С тех пор прошло несколько лет, а о профессоре Русакове, студенте Шведове и чиновнике, Краснове не было ни слуху, ни духу. Они словно провалились сквозь землю.
В вагоне железной дороге между Лондоном и Ливерпулем сидело четыре господина и одна дама. Двое, повидимому, были иностранцами. Одному из них было на видь лет тридцать с небольшим, другой был еще юноша; одеты они были оба хотя прилично, но довольно небрежно. Они держались все время отдельно, не желая завязывать дорожных разговоров и дорожных знакомств. Двое других были чистокровными англичанами, безукоризненно одетыми. Старшему из них можно было дать лет пятьдесят, младшему — лет тридцать пять. Они вели между собою оживленный разговор по поводу вышедшаго недавно астрономическаго сочинения одного из французских ученых. Что касается дамы, то это была еще совсем молодая особа, лет двадцати, очень красивая, вся в трауре. Она сидела в углу и безучастно смотрела в окно. Младший иностранец часто на нее посматривал и, видимо, сочувствовал горю своей случайной спутницы; по крайней мере его лицо часто также принимало грустное выражение.
— Я лично безусловно согласен с автором, — говорил младший англичанин: — что смена светлых точек на Марсе — явление не случайное, а есть ничто иное, как сигналы, которые жители планеты дают нам. Очевидно, они вызывают нас на разговор. Заметьте, что расположение, этих светлых пятен всегда, имело строго правильную геометрическую форму: сначала три пятна в виде правильнаго треугольника, затем три пятна по вертикальной прямой и наконец одно пятно в центре диска. Вот, если бы на земле обратили на это должное внимание, то могли бы с успехом разговаривать с Марсом.
— Но каким же образом?
— Очень просто. Стоит лишь повторить те же самые сигналы и в том же порядке — и жители Марса увидят, что их сигналы поняты. С помощью же электричества вполне возможно устроить соответствующую группу пятен в различных пунктах земной поверхности, и это будет стоить даже не особенно дорого. Для того, чтобы образовать, например, треугольник, следует устроить одновременно свечение в Сахаре, Гималайских горах и на Балканском полуострове; для вертикальной прямой можно избрать ту же Сахару, мыс Доброй Надежды и Аппенинский полуостров и так далее.
— Хорошо. Предположим, что нашлись на земле предприимчивые люди, которые повторили по порядку все сигналы Марса: допустим даже, что на Марсе поняли нас и наши работы по устройству световых эффектов не пропали даром: скажите же, сэр, какой практический смысл в этих действиях? Чтобы убедиться в том, что на Марсе есть жизнь и жители, нет нужды меняться сигналами: это можно решить чисто-теоретическим путем. Кто же из образованных людей нашего времени сомневается в том, что на Марсе есть люди и цивилизация? Все научныя данныя доказывают это ясно, как день. К чему же нужна такая трудная проверка?
— В том-то и дело, сэр, — отвечал младший англичанин: — что значение этих световых сигналов более серьезно, чем вы думаете. Начало — половина дела. Если бы успешно завязались переговоры, то они скоро бы развились, и у нас возникли бы более близкия- сношения. Важно заключить только, так сказать, союз между двумя планетами.
— Не думаете ли вы, что между Землей и Марсом установится телеграф?
— Весьма возможно.
— Вы договоритесь, пожалуй, до того, что со временем найден будет способ пересылать на Марс не только предметы, но и живых людей.
— Это очень возможно.
— Нет, невозможно. Уже потому невозможно, что не найдется такого сумасброда, который согласился бы полететь в ядре на неизвестную планету.
— Вы думаете?
— Я в этом уверен.
— А я, в свою очередь, уверен в том, что, если доказать вполне точным, логически-научным образом возможность долететь до Марса, то охотников совершить полет найдется такое множество, что придется отказать за недостатком места девяносто девяти из ста.