— Ничего не понимаю. Ящик из тубмы сам выполз и упал…
— Что там лежит-то у тебя?
— Да хрень всякая: проволока, гвозди, провода…
— Может, дом покосило?
— Тогда бы и другие ящики поехали, чудило!
— Значит, Филиппыч. У меня у тетки в доме живет Филиппыч. Она ему сахарок кладет, чтобы был добрей. Потому что, когда Филиппыч рассердится — всё вверх дном переворачивает. Никого не видно, а посуда с полки так и летит.
Мотня хмыкнул.
— Это ты кина насмотрелся.
— Да пошел ты! Мне тетка сама рассказывала! А общаться с ним надо ласково. Особенно если что-нибудь пропадет с ясного места, и никак найти нельзя. Значит, Филиппыч сбондил. Тогда надо сказать: "Филиппыч, забавник, поди поешь каши, отдай вещи наши". И через полчаса — хоп! — всё снова на месте. А если начать базар на забор мазать, то стремно будет… Еще он зеркало не любит…
— Я мочиловку Косого прошел, там стрельбы было — до неба. Во где стремно было, понял?
— Понял, — кивнул Чекан, потянувшись то ли к сосискам, то ли к пиву, то ли к тому и другому. Но не дотянулся.
Где-то затрещало, свет погас, телевизор потух. Комнату заполнили молчаливые сумерки.
Мотня отвратительно выругался.
— Монтеры наши, туда и так их!
— Позор двадцатого века, — констатировал Чекан.
Поскольку уже довольно сильно стемнело, Мотня взял зажигалку и, освещая себе дорогу ее слабым огнем, отправился к входной двери. В прихожей он бесполезно пощелкал выключателем и снова страшно выругался.
Вернулся он уже менее злой, потому что сильно удивленный.
— Хрень какая-то. Все предохранители сразу повыбивало. Включаю — снова вырубает. Не видал такого.
— Может в доме что-то?
— У соседей всё нормально, счетчики крутят, в натуре…
Большой палец Мотни чересчур нагрелся от зажигалки, которой он освещал себе окрестности. Громко матерясь, он затряс рукой, остужая ужаленную кожу. А когда кончил шипеть и рычать, оба приятеля услышали ровный шум водопада.
— Это ты воду на кухне включил? — спросил Мотня.