После ужина отец с Домиником по старинной традиции сели поиграть в шахматы, а Кристи, прибравшись на кухне, поднялась наверх к матери.
– Не трать время на то, чтобы сидеть со мной, дорогая, – сказала Берта. – Я чувствую себя прекрасно и сейчас собираюсь поспать. Почему бы тебе не присоединиться к отцу с Домиником?
– Они играют в шахматы.
Мать улыбнулась.
– Да, припоминаю. Доминик пытался пристрастить тебя к этой игре, а ты отбивалась изо всех сил, потому что терпеть не могла сидеть без движения и переставлять фигуры.
Кристи вспыхнула, представив себе надувшуюся шестнадцатилетнюю девчонку, которую интересовали вовсе не слоны и короли, а лишь один Доминик. Впрочем, тогда она не отдавала себе отчета в том, что причиной ее упрямства были все те же неразделенные чувства и желание привлечь к себе внимание.
– Ты всегда была слишком непоседливой для настольных игр, – добродушно заметила Берта. – Помню, как в один из воскресных дней ты накричала на Доминика, схватила доску и вместе со всеми фигурами швырнула ее на пол.
– Да, и он чуть не отлупил меня за это, – уязвленно пробормотала Кристи.
– Совершенно верно, мне даже пришлось его успокаивать, – рассмеялась мать.
Кристи вспомнила, как томилась тогда от неясного беспокойства, не в силах определить, что же ее тревожит. Ей, как и прежде, хотелось как можно чаще видеться с Домиником, но, когда они встречались, дружески покровительственное отношение с его стороны раздражало ее.
Слишком молодая и неопытная, чтобы разобраться в своих чувствах, Кристи либо дулась, как мышь на крупу, либо ни с того ни с сего взрывалась. Когда Доминик, грубо схватив ее за руку, попытался заставить Кристи собирать рассыпанные по полу шахматные фигурки, в ней проснулась оскорбленная женщина, и она вся в слезах убежала в свою спальню.
На другой день Доминик, подвозя ее домой из школы, остановился в чистом поле.
– Прости меня за вчерашнее упрямство, – сказал он негромко. – Я никак не могу привыкнуть, что ты уже не маленькая девочка.
Кристи снова залилась слезами, но бежать на этот раз было некуда, и в конечном итоге она выплакала все свои обиды и горести на его широком и надежном плече. Сквозь слезы и смятение девушка ощутила, что получает удовольствие от близости Доминика и его крепких дружеских объятий.
Когда Кристи успокоилась, он легонько поцеловал ее в лоб и дал свой платок – вытереть глаза и высморкаться.
Именно в этот день она поняла, что влюбилась.
– …Эй, Кристи, спустись с небес на землю!
Голос матери вернул ее к действительности. Прибираясь в спальне, Кристи подумала: а что бы сказала Берта, узнав, что ее дочь научилась играть в шахматы?
Наставницей Кристи в этой древнейшей и мудрейшей из игр стала жена Дэвида, – именно у нее девушка училась терпению и последовательности в действиях. Кристи восхищалась Мерил и не раз думала о том, что, несмотря на свой успех у слабого пола, Дэвид вряд ли был бы счастлив в этой жизни, если бы рядом с ним не было такой терпеливой и надежной жены. Наверное, он по-своему, в глубине души, любил и ее, и детей, просто в погоне за творческой удачей и вниманием женщин у Дэвида не оставалось времени на то, чтобы обдумать и понять это.
Поправив подушки на кровати матери и пожелав ей спокойной ночи, Кристи двинулась к дверям.
Отношения взрослых – тайна за семью печатями, подумала она. Подростком Кристи мечтала об идеальной любви между нею и Домиником. Ей казалось, что этого достаточно для счастливой семейной жизни, но в реальности все оказалось куда сложнее.
Воспитанная в патриархальных сельских традициях, Кристи не допускала и мысли о связи с человеком, жену которого она, ко всему прочему, знала и любила. И хотя несвоевременное возвращение Доминика в Сетондейл путало ей все карты, она ни на секунду не сомневалась в правильности своего решения не ехать вместе с Гэлвином в Голливуд.