Для мягкой крымской осени, теплой и влажной, день был, пожалуй, необычно жарким.
Младший лейтенант Кузнецов лежал в одних трусах на пробковом спасательном нагруднике, брошенном на выбеленные солнцем и соленой водой доски узеньких мостков. Сквозь щели в настиле было видно, как в прозрачной воде среди разноцветной гальки резвились пятнистые рыбешки. Запах нагретого дерева перебивался острым запахом водорослей. Вокруг свай шелковилась изумрудная бахрома.
Из ноздреватой расщелины неторопливо выполз коротконогий коричневый крабик. Поднял вверх клешни, осмотрелся, поводя крошечными глазками, и шмыгнул бочком обратно в трещину, оставив после себя облачко взмученного песка.
Кузнецов перевернулся на спину. Зажмурившись от яркого света, прикрыл глаза ладонью.
С самого начала войны он впервые мог вот так спокойно полежать у моря, отдохнуть, понежиться под ласковыми лучами солнца.
Сегодня команда его катера закончит ремонт. Впрочем, ремонт, пожалуй, не совсем подходящее в данном случае слово. От кораблика остался, по сути дела, целым лишь только двигатель, все остальное — перелатанная алюминиевая обшивка да заплатки, где приклепанные, а где просто прихваченные болтами на пайке. Но его ветеран Г-5 с бортовым номером 8 еще повоюет.
Лейтенант взглянул на уходящую к горизонту синюю даль
Полный штиль. Редкая погода для этого времени. Ох как она, такая погода, сейчас необходима! Утром пришедший от подпольщиков связник сообщил: в порт, расположенный в каких-то пяти милях от этой скрытой прибрежными утесами бухты, из Румынии прибывает с горючим и боеприпасами караван. Вечером он будет на месте Командование решило: с наступлением полной темноты наши самолеты нанесут по судам противника массированный бомбовый удар,
Кузнецов встал. Попрыгал на пружинящих досках и начал одеваться. Горячая тельняшка липла к телу. На мгновение подумал: «Не искупаться ли?», с замиранием сердца представил, как погружается в прохладную воду. Но тотчас отогнал мысль — времени не оставалось, надо идти принимать катер.
И он направился к берегу.
Проснулся Кузнецов от какого-то непонятного шума. Натянутый втугую брезент палатки дрожал и гудел. Стрелки часов показывали полночь. Он протер глаза, зашарил вокруг, ища ботинки. Под растопыренными пальцами захлюпала вода
«Откуда бы это?..»
Младший лейтенант вскочил, шлепая по мокрому полу, ринулся к выходу. Отдернув полог, сразу все понял
Это был даже не дождь, а хлесткий и крупноструйный ливень Где-то в темени, на склонах, клокотали ручьи.
Кузнецов обомлел: «Как же теперь с бомбежкой? Вся операция летит кувырком!»
Он вернулся в палатку. Не зажигая фонаря, оделся, схватил ремень с пистолетом и выскочил в ночь.
В штабе собрались все офицеры. Сидели и удрученно молчали, выкуривая папиросу за папиросой От дыма уже першило в горле. Свалившийся так неожиданно дождь смешал все планы. Ни о каком налете авиации не могло быть и речи А значит, к полудню танки и самолеты гитлеровцев заправятся бензином и боезапасом и начнут готовиться к наступлению. Командиры прекрасно понимали обстановку, и каждый лихорадочно пытался найти выход, перебирая в уме возможные варианты.
В комнате полумрак. Маленькая лампочка под картонным абажуром тускло освещала круг в центре стола. Лица людей бледными пятнами проступали из сгустившейся к стенам тени. Командир дивизиона поднял голову от карты и обвел всех пристальным взглядом запавших глаз.
— Начальник штаба? — Он закашлялся от табачного дыма, налил в жестяную кружку воды из чайника и сделал несколько глотков. — Сколько катеров могут немедленно выйти в море?
— Два. Номер восьмой и «семерка». Пятый, третий и четвертый будут готовы завтра, остальные через день—два, не раньше.
— Всего два? Не разбежишься… — Комдив поднял глаза к потолку и провел языком по верхней губе. — А гидрометеослужба ничего путного не сулит? Есть хоть какая-нибудь надежда?
— Никакой. Осенью при безветрии в этих местах такой водолей жарит сутки, а то и двое. — В голосе начштаба не было даже намека на оптимизм. — Вот, Кузнецов, он, как и я, здешний, подтвердит: ливень осенью, не гроза, а именно ливень, считай, надолго.