— Вы знаете, что маменька моя умерла?
— Ах, да, я и забыл. Ну, как же вы проводите время в деревне?.. наслаждаетесь природой, скучаете?..
Я не отвечала.
— Ну вот, вы и рассердились! Ну, скажите же, — верно, наслаждаетесь природой?..
— И, помилуйте, Андрей Павлыч, что вам за охота такой вздор говорить? ведь я знаю, что вы хотите посмеяться надо мной.
— Отчего же вздор? природа большое утешение для сердец нежных и любящих. Но вот, вы опять сердитесь! да что же я сказал такого?
— То, что вы сами не понимаете, что говорите. И что за радость над всем и всегда смеяться?
— Над всем и всегда! сохрани боже! что вы это, Татьяна Игнатьевна! Пожалуйста, не говорите этого при других, а то — чего доброго — как раз прозовут меня волтерьянцем и дебоширом.
— Пожалуйста, переменимте разговор, Андрей Павлыч.
— Над всем и всегда! — повторил он медленно. — Вы ошибаетесь, Татьяна Игнатьевна: "над весьма немногим и весьма редко", — это будет гораздо справедливее.
— Как редко? да не вы ли смеялись надо мною, что я до сих пор еще не могу забыть покойную маменьку?
— Смеялся?.. Ну, не совсем чтоб смеялся…
— Не совсем! то есть, вы говорили, что не понимаете этой странной привязанности к прошедшему, что она обнаруживает недостаток жизненности, отсутствие понимания действительности. А знаете ли что? ведь все это что-то очень похоже на присутствие глупости, не так ли? ведь вы это хотели сказать?
— Я весьма сожалею, что мои слова перетолковываются вами в такую сторону… Послушайте, Татьяна Игнатьевна, вы не поняли меня; я хотел только сказать, что воспитание ваше дало ложное развитие вашим силам, сделало вас наклонною к мечтательности.
— И, помилуйте, Андрей Павлыч, зачем же увертываться?
Он отошел от меня и начал ходить по комнате, но минут через пять снова подошел к моим пяльцам.
— Вы на меня сердитесь? — спросил он.
— Да, сержусь, — отвечала я, — сержусь за то, что вы не можете отстать от дурной привычки взвешивать каждое свое движение.
— Послушайте, да что ж мне делать?
— Как что? отстать от этой привычки, принудить себя, предаться влечению своего сердца! мало ли что?..
— Отстать от привычки, принудить себя, — ведь как вы легко говорите, Татьяна Игнатьевна! Удивительно, право, взял да и бросил…
— Попробуйте раз, пересильте себя: сначала будет трудно, а потом…