Двадцатый век оказался отнюдь не веком социальных революций. Он оказался веком последних арьергардных боев феодализма, тщетно пытающегося сочетать несочетаемое: массовую технологию завтрашнего дня и массовую психологию дня вчерашнего».
Приношу извинения за объемное цитирование. Просто нелепо было бы пересказывать своими словами. Мастера это делают несколько лучше.
Если бы я писал предисловие к учебнику по педагогике, то, возможно, изрек бы примерно следующее: «Для Теории Воспитания братья Стругацкие сделали едва ли не больше, чем все великие педагоги современности». Однако я скажу иначе. Они сделали именно больше — не создавая этой самой теории (Да и стоит ли? — что мы с ней станем делать, где наберем тех самых Учителей?..), Стругацкие работали на воспитание как таковое, эмпирически. И, по-моему, работали хорошо. Даже в чем-то успешно. Многие ли из великих теоретиков (или практиков) добились такого результата? Да хоть какого-нибудь?.. Так может быть, в чем-то фантастика как область духовной деятельности мощнее всяческих теорий — и не только педагогических, но и социально-прогностических, а порой даже политических?
«Действительность всегда скучнее изображения — именно поэтому мы зачастую не понимаем прорицаний даже тогда, когда они уже сбылись».
Согласно популярному анекдоту, Роберт Вуд на вопрос, почему он увлекается примитивными киновестернами, ответил шуткой: дескать, никак не может заставить себя поверить, как это все так классно совпало — и красавица, падающая в пропасть, и подвернувшаяся соломинка-тростинка, и смелый коровий парень, проезжавший мимо… А суть в том, что после тяжелого умственного напряжения даже такой суперинтеллектуал, как Вуд, способен наслаждаться совершенно бездумным зрелищем. Оглянитесь, и вы легко назовете среди своих очень неглупых знакомых любителей мыльных опер. Однако такой «отдых для ума» подходит не всем, и даже склонные к легким развлечениям люди жаждут порой и умной беседы, и серьезного кино, и, конечно же, общения с истинной литературой. Но — легко сказать! Подобное общение всегда требовало известного напряжения умственных и душевных сил, а в нашем веке и вовсе стало занятием, подобным скорее труду, нежели отдыху.
И блаженны те, кто способен в неделю прочесть семь детективов… А как быть тому, кто не способен осилить такое их количество и за всю жизнь? Не может — и все, мутит. Что тогда? Есть, конечно, и Анатоль Франс, и Франц Кафка, и… Ну, сами знаете — без умных книг не сидим. Но ведь устала она — головушка — за день. «Не держит» уровень напряжения, потребный для восприятия «Преступления Сильвестра Бонара» — умно, талантливо, дарит наслаждение. Но… Трудно все-таки, чего-то не хватает. Вот если бы сюжета чуть-чуть побольше и капельку поувлекательней… А?.. «Фи! — восклицает в нас утонченный «ценитель прекрасного», а проще говоря, сноб, — неужто вкусы презренной толпы возобладают над стремлением к высокому и Прекрасному?..» И так далее.
Что же почитать интеллектуалу? «Суждения господина Жерома Куаньяра»? Изысканный десерт — каждый день такое есть не станешь. (Что уж тогда говорить о рассказах Борхеса…) От «стрелялок-убивалок» толку и вовсе никакого… Неужели тупик? Неужели нереально это — создать развлекательное чтиво, пригодное для потребителя-интеллектуала? Причем такое, чтобы дурак «прочел» по верхам — с удовольствием — и не понял, что ему попалось, а вот умному было бы и интересно, и поучительно. Только уж чтобы и сюжет для умного оказался соответствующим его IQ — не примитивный боевичок, а с «наворотами». Что-то вроде «Обитаемого острова»…
Совсем недавно — в 1990 году Стругацкие написали о Герберте Джордже Уэллсе:
«Самый замечательный писатель среди фантастов, самый блистательный фантаст среди писателей».
Этим слишком многое сказано. Здесь не только вновь отделяется «писательство вообще» от написания фантастики, но и допускается некое снисхождение (пусть даже и неосознанно) к старшему собрату по перу, ибо планка для фантаста установлена все же не там, где для всех прочих. Ниже.
Вот этот порог, это отношение к фантасту как к многоборцу сами Стругацкие в конце концов все же одолели. Они — замечательные писатели вообще — без скидок на «среди». Но они и фантасты блистательные — минимум в мировой пятерке. И не «среди писателей», а просто блистательные. А раз так, то и это разделение на «литераторов вообще» и второсортных — из серии «детектив и фантастика» — к Стругацким уже неприменимо. И даже не потому, что они — исключение из общего правила. Нет, не исключение. Признаем честно, что «фантастика» — как правило — на роль Литературы не тянет. И не зря Стругацкие говорят, что фантастику не любят.
Многие — включая самих Стругацких — склонны попросту противопоставлять фантастику «большой русской классике»: Толстому, Гоголю, Достоевскому, Чехову… Насколько правомерно такое противопоставление? Вспомним о нашей несколько эпатажной формуле: «чем больше литература — литература, тем больше она — фантастика». Неужто применять подобный подход к Толстому?! Не присваивать же всерьез Льву Николаевичу звание фантаста! А почему нет — по зрелом-то размышлении? Напомнить просвещенному читателю, каковы на самом деле были Наполеон, Кутузов и прочие реальные персонажи? Как именно происходили сражения, военные советы и прочие события, известные нам из истории и документально подтвержденные?.. Да и вообще, к черту подробности: кого, если честно, волнует правда? Мы ведь не исторического исследования ждем от романа, мы хотим, извините еще раз за банальность, обобщенной жизни. Какое нам, в сущности, дело, спал Кутузов на совете в Филях или произносил громовую речь — если читая, мы верим именно в это: что спал? А уж если так о Толстом, то что говорить о Гоголе? Речь не о кузнецах, использующих чертей в качестве личного транспорта, речь о глубинной фантастичности творчества писателя. Или вот еще представьте себе, что сюжет «Идиота» или «Преступления и наказания» — включая сны, переживания и прочее подобное — вам кто-то попытался бы выдать за документальное повествование. Как бы вы реагировали? Причем вас убеждали бы, будто речь идет не о пациентах некоего известного заведения, а об обыкновенных, рядовых людях, жителях вашего города. Только честно, а? Но ведь мы не пытаемся обвинить писателей в том, что «все это неправда»! Смешно бы получилось — никто от них правды, собственно, и не ждал. Правда — она в газете (точнее, хочется, чтобы была). Или в книгах Тарле и ему подобных. А мы хотим видеть более чем просто правду:
«Вот выдумка, в которой больше правды, чем в самой действительности».
Эти слова Франса — лозунг не фантастики, но Литературы вообще. И стократ — литературы русской. Ибо ни в одной стране мира нет и не было культуры и народа, столь явно ориентированных на фантастичность мировосприятия. (Философ, вероятно, сказал бы «мифологизированный менталитет» или еще что-нибудь заковыристое). Не одно поколение наших людей выросло на сказках — и не только о леших-водяных и прочих языческих атавизмах, но и о добром и умном барине-царе-боженьке; о дураке, который оказывается в выигрыше у умных. И самое, конечно, главное, самая наша народная и обожаемая мечта — сказка о Емеле, который не то что не работая, а даже и не вставая с печи, творил что хотел!.. Впрочем, и былинный его предшественник Илья Муромец тоже был не из тех, кто регулярно тренируется… Что же удивительного, что русская литература, которая, как всем нам известно со школьной скамьи, корнями уходит в народное творчество, так тяготеет к сказкам, или — говоря нынешним языком — попросту пропитана фантастикой сверху донизу?
А правда… Какую правду можно было бы положить на великую музыку Исаака Осиповича Дунаевского? Правду о голоде, правду о ссылках и расстрелах?.. И, кстати, что делали бы те, «неофициальные» — во главе с Александром Галичем, в воистину свободной и счастливой стране, где действительно «с каждым днем все радостнее жить»? Да, это цинично, но давайте говорить честно. Чего стоил бы пафос солженицынского трагического реализма без его оборотной стороны — фантастического построения не искусства, но самой жизни? Нет, этот народ, как никакой другой, готовили к восприятию именно фантастики. Примерам несть числа. Скажем, так ли уж далеки «реалии» каких-нибудь «Девчат», или великого и неповторимого «Цирка», или вдохновенных до прозрачности «Трактористов» — от «Страны багровых туч». (Помните этот апофеоз в финале фильма «Цирк»: «— Теперь понимаешь? — Тепер панимаеш») Давайте наконец сознаемся, что вся «русская советская» литература и соответствующее киноискусство — сплошь фантастика. И далеко не всегда — бездарная. Да, вранье, зато — Искусство! А то, что не фантастика — то у нас и не искусство. Вот «Архипелаг» — сплошь правда, и «Жизнь и судьба» — тоже. А читать интересно только один раз: факты… Что больше фантастика — «Как закалялась сталь», в которой — ни слова правды, или «Трудно быть богом» — где ни слова фальши?..
Вероятно, есть и исключения — наши настоящие реалисты, которые, как и полагается исключениям, подтверждают правило. И все же масштаб у них, думаю, иной. Где российские Хемингуэй, Фицджеральд, Белль, Фейхтвангер, Ремарк?.. Есть, правда, Гроссман и Солженицын, есть Шаламов и Довлатов, но разве «Жизнь и судьба» Гроссмана — это «Война и мир»?..
И разве «Война и мир» — это реализм?.. Не считая, разумеется, психологии и правды характеров. Но если брать за критерий это, тогда, пардон, вообще никакой классификации не останется — только разделение на талантливое и бездарное. Что, впрочем, и есть единственное настоящее деление. А «фантастика — не фантастика» — это так, от лукавого…
Рядом с вопросом о реалистичности нашей литературы негромко, но явственно звучит и еще один, подобный же. Вопрос об уме писателя и уме героя. Уже о «Горе от ума» Пушкин писал, что в этом произведении единственный умный человек — автор. Умные же герои самого Пушкина, — а следом Лермонтова, Гончарова, Тургенева, Чехова — составляют, как известно, плеяду «лишних людей». И цепочка эта не заканчивается в девятнадцатом веке. Герой нашей литературы, «хороший» он или «плохой» — традиционно либо не слишком умен (возьмите любого персонажа «Мертвых душ», «Анны Карениной», «Вишневого сада»… ну все-все, прошу прощения, больше не буду), либо страдает, гибнет. За «лишними» прошлого века следуют герои Булгакова, Ильфа и Петрова, Трифонова, Аксенова, Венички…) Почему так получается?
Герой, как известно, не умнее своего автора — сравните хотя бы Холмса, Мегрэ и Джеймса Бонда. И психика героя — не более здоровая, чем у писателя (подтверждение тому — персонажи Гоголя и Достоевского). Это многое объясняет относительно судеб русской литературы — и, конечно, ее героев. Особенно — в наше время…
В каком-то смысле очень собирателен роман «Мастер и Маргарита»: там умный герой либо гибнет (сходит с ума), либо он — вообще потусторонняя сила, то есть — персонаж фантастический. А все остальные — вышли целиком из нашей классики, которая так часто сродни сатире. Где же умные нормальные люди? А вот там — в западной литературе. У Белля, Ремарка, Фейхтвангера… И — очень редко — здесь. Но тогда уж, извините, в фантастике. Не та, знаете ли, у нас ситуация, чтоб одновременно быть умным и нормальным!
Так что и в этом смысле Стругацкие ухитрились застолбить определенную область — за счет свободы выбора декораций. На то ж она и фантастика. Ей позволительны и такие темы, как проблема хорошего, доброго глупца — в науке, среди умных («Далекая Радуга»), и противопоставление очень положительных, но малость от этого глуповатых людей будущего — все понимающему и слегка от этого грешному мученику — нашему современнику («Попытка к бегству»)… Фантасты, конечно же, отдали должное и приему всякого умного писателя в России — эзопову языку, создав, к примеру, «сказочку» о научно-магической шарашке, де еще так, что мудрый наш «Детгиз» ухитрился ее напечатать в те времена…
Да и символизм в России — разве он совсем не от этого? Почему тогда у нас, а не где-нибудь?.. Да потому что «их» привычка писать все как есть расслабляет! То же — с сегодняшним днем нашей литературы: разве не стало нам скучновато без намеков и иносказаний? Чем прикажете заменить этот интеллектуальный пир: чтением таких книг, как «Понедельник начинается в субботу» Стругацких или «История одного города» Салтыкова-Щедрина? Хочется-то остренького, а предлагают Лимонова. А это уже, извините, совсем другой привкус…