Да не Арсэн я, пропади ты пропадом, торговка! Где твой Арсэн? Откуда я знаю? В милиции, надеюсь.
Ненавижу гостиницы. Что-то есть противоестественное в комнате, которая сдается всем подряд. Что-то неправильное в этой пропахшей табачным пеплом мужской неуютности, в бездушной рациональности, когда на письменном столе не лежат блузки, а под подушкой нельзя найти взвод солдатиков в засаде. Мне душно в этой пустоте. Я хочу домой, в мир разбросанных блузок и штампованных солдатиков, в милый перевернутый мир, где одеяло — поле боя, а папка с рукописью — подставка для утюга.
Разве я жалуюсь на семью? Жаловаться на близких неделикатно — это признак пошлой бесхарактерности. Наоборот, восторгаюсь. Хотя восхищаться близкими тоже не принято — это признак пошлой сентиментальности. Нет, правда, у меня прекрасная жена. Она — единственный в мире человек, который делает нужное раньше приятного и третьестепенное раньше главного. Сын — тот в другом роде. Мы никак не можем его убедить, что сначала надо переписать дневник, подравнивая буквы с одинаковым наклоном, а потом уже идти в кино. Лично я не могу убедить, потому что сам не убежден. Может быть, ему кино полезнее, чем чистописание.
Звонит неугомонный.
По существу, не надо бы валяться в номере. Сегодня последний день в Ленинграде, и не грешно бы сходить в Эрмитаж, повосторгаться тициановой Магдалиной с распухшими от слез губами и нежными красками Рафаэля. Но не пошел. Не люблю восторгаться там, где положено восторгаться. По-моему, Рафаэль слащав. Вот такое у меня мнение. Собственное!
Да, вы угадали, я зол, я устал и разочарован, я высосан и измочален. Боком мне вышла эта поездка в Ленинград. Боком!
А началось так мило: «Уважаемый имярек, ваша последняя книга вызвала всеобщий интерес. Многие читатели хотят высказать свое мнение. Мы были бы очень обязаны, если бы вы смогли приехать, чтобы лично принять участие в симпозиуме, посвященном…»
Это очень лестно, если «книга вызывает всеобщий интерес». Я крайне сожалел, что не могу взять с собой всех родных и знакомых, чтобы они своими ушами услышали, какой я умный. А кто у меня в Ленинграде? Дятел только? Надо будет обязательно позвонить, пригласить его на симпозиум.
Дятел, как вы догадываетесь, прозвище, а не фамилия. Так окрестили мы, непочтительные восьмиклассники, нашего учителя географии. Нос у него был как у дятла, крупный и прямой, колун, а не нос. И короткая шея, убранная в плечи, и характерный жест: выскажется и голову набок, поглядывает иронически. Признаю, поверхностное прозвище. Дятел все-таки глупая птица, трудно рассуждать, если голову употребляешь как долото. Но вид у него преумный. Долбит-долбит трудолюбиво, что-то выковыривает, рассматривает правым глазом, рассматривает левым, словно оценивает всесторонне. Вот и наш учитель любил расковыривать факты, причины, связи, аналогии, докапываясь до скрытой сути. Вытащит суть и на нас посматривает: каково? проняло ли? шевелятся ли извилины под лохматыми прическами?
Приятно же этому Дятлу послушать, как симпозиум оценит посаженные им мысли.
Я позвонил ему из гостиницы сразу же, как только вошел в номер.
— Можно Артемия Семеновича?
Пауза. Покашливание.
— А вы кто будете?
— Я его ученик. Из Москвы.
Опять пауза. Кого-то спрашивают шепотом. И вслух:
— Артемий Семенович умер девятого числа.
— Умер! Да не может быть!
Еще не старый совсем. На сколько он был старше меня — лет на восемь? Рядом бьет шрапнель, впереди уже нет никого. Ни спросить, ни посоветоваться. Своим умом живи.
Ощущения эгоиста? Возможно. Но я же не выдаю себя за образец. Люди — сложные существа, во всех нас доброта сплавлена с эгоизмом. Разве не эгоистично каноническое причитание: «На кого ты меня покинул, родимый?» Покинул меня!
А давно ли он пришел к нам в класс — молодой, черноволосый, с решительным носом! Пришел почему-то в середине года — в феврале. До него же преподавала географию Мария Никандровна — пышная дама с буклями, раз и навсегда восхищенная подвигами великих путешественников, почитавшая знаменитостей молитвенно и восторженно и считавшая своим долгом прививать эту восторженность нам — лоботрясам.
Учиться у нее было легко и скучновато. География превратилась в святцы: святой Колумб, святой Кук, святой Амундсен. Отвечая, надо было показать маршрут на глобусе и с пафосом рассказать о заслугах. Мой приятель Дыня (тоже прозвище) держал пари на десять пирожных, что о Колумбе и Куке расскажет одними и теми же словами. И пирожные получил. Пятерку тоже.