Парковка клуба забита автомобилями, но больше всего здесь мотоциклов. Огромные, словно адовы кони, такие же чёрные, некоторые с заляпанными грязью колёсами — эпическое зрелище. Я никогда не видела столько мотоциклов разом, и невольно замираю в надёжном убежище арендованной машины. Что меня ждёт внутри? Когда ехала сюда, разбитая, уничтоженная, видела лишь конечную цель перед глазами. Воображала, что найду Крымского, скажу ему, кто я, расскажу о том, что знаю и всё будет решено. А сейчас?
Боюсь ли я? Нет. Все страхи выбил из меня муж своими тяжёлыми ботинками. Мне лишь хочется, чтобы мой путь сюда имел хоть какой-то смысл. Чтобы не впустую.
Снова смотрю на себя в зеркало и наношу на губы новый слой алой помады, натягиваю пониже юбку. От её экстремальной длины мне немного не по себе, но я пришла сюда побеждать, и короткое платье — моё самое главное оружие. Единственное.
За спиной остаётся парковка. Иду вперёд, гордо вскинув подбородок, не оборачиваюсь и не смотрю по сторонам. Гордячка, подумает кто-то. Идиотка, думаю я. Но моя внешняя уверенность позволяет добраться до входа в клуб без приключений. То ли толпящиеся на улице мужики в кожанках, с бокалами пива в руках и сигаретами, зажатыми в зубах, не интересуются подобными мне девушками, то ли просто боятся подступиться. Неважно, главное, что никто не пытается меня окликнуть, не хватает за зад и не отпускает сальные шуточки.
Уже хорошо.
Громадный охранник на входе, завидев меня, ведёт бровями, ухмыляется и отходит в сторону, пропуская внутрь. Я тороплюсь войти, высоченные каблуки цокают по плиточному покрытию, но вскоре этот звук тонет в громкой музыке и раскатистом смехе. Мне нужно найти Крымского, пока в беду не вляпалась.
Или с ним я вляпаюсь в неё быстрее?
Жмусь к стене, пытаюсь остаться незамеченной, хотя разгорячённому алкоголем и красивыми полуголыми танцовщицами контингенту клуба явно не до рыжей девицы в коротком платье. Пока что не до меня. Я осматриваюсь по сторонам и вдруг кто-то хватает меня за локоть. Больно держит, не вырваться. Медленно поворачиваюсь, встречаюсь с водянистыми глазами какого-то лысого громилы в чёрной футболке. Мне остаётся лишь смотреть на него, потому что говорить не получается — горло перекрыло спазмом. Громила наклоняется ко мне, вглядывается в моё лицо, словно пытается вспомнить, кто я такая, и вся эта ситуация отзывается дрожью в коленях.
Господи, помоги мне не упасть в обморок.
— Красивая какая цыпочка, — выдыхает мне в ухо, а я сглатываю и облизываю вмиг пересохшие губы. — Хозяину понравится.
И тащит меня куда-то, а я готова расхохотаться от того, как оказалось легко добраться до Крымского. Лишь бы он меня выслушал, лишь бы не прогнал.
Чужие пальцы так больно впиваются в мою руку, что наверняка останутся следы — моя кожа всегда была чувствительной к таким сильным прикосновениям. Стоит хоть немного стукнуться об угол, как назавтра проступает огромный синяк, который ещё неделю переливается разными оттенками от багряного до лимонного. Но сейчас это — меньшая плата за возможность использовать шанс на возмездие.
Тем более, после всего, что со мной случилось недавно, не только моя душа задубела, но и тело.
Музыка становится тише, громкие голоса и пьяный хохот уже не с такой силой бьют по барабанным перепонкам, когда меня затаскивают в узкий коридор. Он тесный и душный, но в нём не царит аромат алкоголя, а мягкое напольное покрытие глушит звук наших шагов. Я не сопротивляюсь — покорно следую за своим провожатым. Он ещё не в курсе, что невольно помогает мне, хотя, уверена, узнай он об этом, мне точно не поздоровится. Чего доброго, ещё шею сломает.
Я не знаю, что ожидать от этого человека, но он тот, кто приведёт меня к Крымскому — моя спасительная ниточка, потому подбираю нервы, делаю несколько поверхностных вдохов и закусываю изнутри щёки, чтобы ни звуком, ни словом не выдать своего нетерпения.
А если Крымский убьёт меня? Если слушать не захочет?
Но поздно об этом думать, когда до заветной двери осталось всего несколько шагов. Тем более бояться.
— Ц-ц, красотка, — провожатый останавливается, отпускает мою руку, а я растираю запястье и морщусь от боли. — Ещё и покорная такая. Немая что ли?
Я молчу. Пусть думает, что немая, потому что сказать мне ему всё равно нечего.
— Прости, какой бы милашкой ты не была, но есть кое-какие правила, — усмехается и принимается натурально лапать меня.
Стискиваю зубы, пока его лапищи якобы проверяют, нет ли на мне оружия, а на самом деле бугай просто пользуется своим положением, чтобы пощупать мою грудь и задницу.
Интересно, скольких девушек до меня вот так вот нагло и без спроса бросали в клетку с тигром? А скольких после?
— Снять бы с твоей сладкой попки пробу… — мечтательно улыбается, хлопает меня по ягодице, и мне приходится задрать голову, чтобы видеть его лицо сейчас. — Но шеф не любит порченый товар.
Товар, господи. Как просто и легко он бросается такими словами. Впрочем, я знала, куда шла — тут и не такое можно встретить.
На нём чёрная майка с серым принтом и потёртые на бёдрах джинсы. Ткань сильно натянута на внушительном животе, и мне даже представить страшно, что со мной может быть, если такой товарищ решит всё-таки снять с… меня пробу.
— Гляди, даже не орёт, мамочку не зовёт, — качает головой и отходит от меня на шаг. — Чего, привыкла, что тебя все, кому захочется, на член насаживают? Хорошо, что ты не трясёшься. Будешь умницей, шеф тебя озолотит.
Я морщусь в шумно втягиваю носом воздух, словно он меня ударил. Но что поделать, если я сама так вырядилась?
— Шеф точно будет доволен.
Он усмехается особенно плотоядно и берётся за ручку ближайшей двери. На ней нет ни табличек, ни каких-то других опознавательных знаков — просто чёрное деревянное полотно, но я кожей чувствую, что именно за ней находится тот, кто мне нужен.
— Шеф, можно? — просовывает лысую голову внутрь, а его пальцы снова держат крепко. До вмятин на коже. — Я тебе тут подарок привёл, а то ты злой в последнее время.
Я отключаюсь. Абстрагируюсь, как той ночью несколько месяцев назад, когда Коля… но при одной мысли о муже, о том, что он сделал, о выкидыше, тошнота подступает к горлу, и я зажимаю рот рукой, пачкаю помадой ладонь. Неважно.
Ненавижу, господи, как же сильно я его ненавижу.
— Проходи, красотка, — почти ласково выводит меня из ступора мужской голос, и я фокусирую взгляд на улыбающейся роже своего конвоира, а по сути похитителя. — Давай-давай, никто тебя тут не обидит.
С его голосом случилось что-то странное: из грубого он превратился в какой-то… визгливый, что ли. И тон такой заискивающий. Передо мной? Вот сомневаюсь.
И он добавляет:
— Отличного отдыха, шеф, — и уходит.
Дверь за спиной хлопает, я вздрагиваю, снова принимаюсь растирать покрасневшее из-за сильной хватки запястье и смотрю на человека, стоящего у окна. А он медленно поворачивается, наклоняет вбок голову и прищуривается, глядя на меня абсолютно холодным взглядом. Скучающим.
Артур Крымский. Это точно он, сомнений быть не может. Довольно высокий, широкоплечий, в сером модном костюме, на запястье заложенной в левый карман руки массивные часы. Светлые волосы, льдистые глаза, аккуратный нос, тонкие губы.
Я всё это успеваю рассмотреть, пока Крымский молчит. Его взгляд не блуждает по моему телу, не липнет к коже. Он… замораживает.
— Ты вообще кто такая? — раздаётся, когда мне кажется, что ещё чуть-чуть и замёрзну от его взгляда. Даже мурашки россыпью на голых плечах. Или это из-за кондиционера? Не может же обычный человек так смотреть на другого?
— Я Злата, — говорю.
Голос удивительно спокойный, не срывается. Молодец, Златка, умница. Крымский делает шаг в мою сторону, а я давлю в зародыше желание отпрянуть назад. Нет, я не для того такой путь проделала и рисковала, чтобы сейчас сдаться.
— И что мне делать с тобой, Злата? — усмехается, будто бы действительно здесь очень много вариантов.