…Большой светлый дом. Огромные окна, сквозь которые лился солнечный свет. Просторная кухня, отделанная деревом. Круглый стол, на котором стояли тарелки и подставка с вилками и ножами. Смешные солонка и перечница в виде объевшихся троллей.
На сковородке скворчала яичница, а в тостере поджаривался хлеб. Невероятный, крепкий и головокружительный аромат кофе, за который не стыдно продать душу и всё, что к ней прилагается.
Возле плиты стоял мужчины в одних светло-голубых джинсах. Сама не понимая, что делаю, я беззвучно приблизилась к нему. Положила ладони на крепкие плечи, он едва ощутимо выдохнул, чуть повернул голову. Улыбнулся. Какая у него горячая кожа. Так касаешься, и будто живой огонь перетекает от него в меня. Даже дышать немного сложно, и сердце замирает.
Мои ладони скользнули к лопаткам, кончики пальцев пробежали по позвоночнику. Уловив ещё один ещё слышный вдох, я улыбнулась, огладив поясницу, и подцепила кожаный пояс.
Провела носом по шее, вдыхая запах чистого мужского тела и едва ощутимый аромат миндаля. Его гель для душа и туалетная вода. И ещё совсем чуть-чуть — табак. Курит редко, но я не ругаюсь. Каждый имеет право на слабости.
— Полина, — чуть хрипловато произнес он, — ты знаешь, что отвлекаешь меня от приготовления завтрака?
Я обхватила его талию руками, прижимаясь к спине грудью. Сквозь тонкую ткань шелковой маечки жар кожи казался ещё сильнее. Пришлось даже стать на носочки, чтобы чуть потереться щекой о плечо.
— Безобразница, — констатировал он. — Придется посадить тебя на диету.
— Ах, мой большой белый господин, не сажай меня на диету, я стану слаба и немощна, кто тогда будет убирать твой дом и готовить тебе еду? — притворно испугалась я, но положения так и не поменяла.
— Дом мы убираем вместе, а готовлю сейчас я, — добродушно рассмеялся он.
— Это сейчас, — не растерялась я.
На душе было спокойно и как-то невероятно светло. Я невольно прижалась крепче и чуть потерлась всем телом.
— Полина, не хулигань, — хрипло выдохнул он, резко выключая огонь. — Ты сейчас доиграешься.
— Может, этого и добиваюсь? — промурлыкала я довольной кошкой.
Он медленно повернулся, давая обвить его шею руками, сжал в объятиях. Но тут же моё сердце пропустило удар, а в горле резко пересохло. Он медленно склонился ко мне, на красивых губах появилась улыбка:
— Что такое, Полина?
Голос не слушался. Я во все глаза смотрела на него и понимала, что первый раз в жизни вижу этого мужчину.
* * *
Проанализировать сон толком не получилось. Потому что приехала мама вместе с Жоржем и срочно пришлось накрывать на стол. Жорж — досконально метросексуальный ассистент мамы, без которого она не выезжала ни на один серьёзный заказ. Стройный мулат с удивительно красивым лицом, грациозными движениями и внимательным, несколько отстранённым взглядом. Французские предки и правда неплохо наследили в родословной Жоржа, подарив тёмную кожу, чудный голос и непривычное для нашего слуха имя. Также где-то там в Лионе жили его дальние родственники, к которым он пару раз ездил, но на этом общение с прекрасной родиной и ограничивалось. Всё время жил Жорж здесь, вместе с отцом и тёткой, работал с Вероникой Пожидаевой и прекрасно себя чувствовал.
Они вошли в дом, шумно обсуждая манерную, но, в целом приятную клиентку, которая хотела, чтобы её непременно изобразили как девушку из романов Ирины Успенской. И неважно, что клиентка уже не совсем девушка, а изображать пришлось с огромными усилиями. Желание клиента — закон.
— Что ни проект, то у вас приключения, — заметила я, ставя перед ними тарелки с омлетом с колбасой.
Жорж взял вилку, изящно покрутил её на свету, рассматривая витиеватый узор на ручке.
— О да. Но мы никогда не скучаем. Как говорит Вероника, люди — те же стулья. Главное — переставить в нужное место и настроить свет.
Это она всегда так, намекая на нашу мастерскую. Частный предприниматель Пожидаев превратил гараж и сарай в рабочее место, подключив к делу и меня. Что? Столярничать — не женское дело? Хотите, поговорим об этом?
Мама сделала глоток кофе и чуть поморщилась. Потом поправила очки, чуть сползшие с кончика носа, и пригладила светлые кудряшки, вечно норовившие стать в разные стороны.
— Молока добавлю, — сказала она, вставая и подходя к шкафу.
— И мне, — тут же оживился Жорж.
— В общем, вижу, вы оба довольны, — улыбнулась я, присаживаясь рядом с Лёшкой, который принципиально ел по утрам только овсянку.
— Угу, — согласился Жорж.
— Мам, к нам тут один парень приезжает, — невинно сказала я, размешивая сахар в чае. — Из Норвегии.
— Дитя моё, ты предупредила, что ему придётся жить в угловой комнате, с окном, выходящим на реку? Там порой сыровато, пусть возьмёт что-то теплое, — невозмутимо сказала она, возвращаясь за стол.
— Он должен быть закалённый, — задумчиво протянула я, — не южанин, в конце концов же.
— Хорошо, главное, чтобы папа не удивился.
Вот так всегда. В любой ситуации — «главное, чтобы папа не удивился». Мама разрешала нам с Викой и Лёшкой разное сумасбродство, но при этом всегда опиралась на поддержку папы. Хочешь велосипед? Пожалуйста. Хочешь в горы кататься на лыжах? Не вопрос. Погулять с ребятами на выходных? Хорошо. Но помни, ровно в двенадцать… Тьфу, папа не должен удивляться. Ибо обычно, если он удивлялся, то ничего хорошего из этого не выходило. При всей либеральности стоять на голове нам не позволяли, хоть и могли побаловать.
— А он не побоится тут оставаться на ночь? — поинтересовался Жорж.
Вика незаметно для всех толкнула его локтем в бок. Ну… почти незаметно.
— И вообще, думаю, мы отправим его в гостиницу, — честно призналась я. — Так и ему комфортнее, и…
— Нам грустнее, — закончил Лёшка и получил от меня подзатыльник.
Гости в нашем доме — явление редкое. Из-за постоянной занятости вечно всё не складывается, можем встретиться с родными-близкими и друзьями где-то на выезде. Исключение: бабуля. Она всегда приезжает без предупреждения, строит всю семью и, как истинная госпожа, получает огромное удовольствие. Фамилия такая — Госпожа, только ударение на вторую «о». Досталась от второго мужа и неожиданно пришлась по вкусу. Бабулю все в доме обожают, поэтому каждый приезд как праздник.
В результате Арне Ольсену могло достаться. Вика любит новых парней, Лёшка новых людей, мама — новые лица, а папа и я… терпим всё это. Нет, мы, конечно, весьма общительны, но куда меньше остальных.
— Тебе нужно платье! — заявила Вика. — Кто встречает молодого человека в джинсах и мастерке? Да ещё и без украшений!
— Могу взять штангенциркуль и отвес, — невинно захлопала я ресницами. — Спорим, его так ещё никто не встречал?
Кстати, Арне не особо-то и удивился, услышав, кем я работаю. Отнесся с уважением, но не ахал в восторге. И то верно, у них там все же женщины работают и в так называемых мужских отраслях, поэтому норвежские ребята привычно и не к такому.
— Полина! Нельзя так! Мам, ну скажи ей! — заупрямилась Вика. — Она хочет, чтобы норвежец до нас даже не доехал — удрал прямо с вокзала!
— Это будет не так просто, учитывая, что он прилетает на самолёте, — заметил Лёшка.
Дверь открылась и, напевая весёлый мотивчик, на кухню зашёл папа. Подозрительно посмотрел на нас, всё почему-то как-то синхронно примолкли. Видимо, задумались о бедном норвежце и бедах, которые скоро упадут на его голову.
Но папа это расценил по-своему. Прежде чем сесть за стол, взял с плиты сковородку с оставшимся омлетом и бодро поинтересовался:
— Итак, чему я должен удивиться на этот раз?
* * *
Нормальная девушка не садится на мотоцикл, не надевает косуху и шлем, не устраивает отца в коляске, чтобы… выбрать платье.
Но то нормальные, а это я. К тому же мама считает, что у неё «переизбыток художественного вкуса», поэтому её присутствие только навредит. На самом деле, она с искренним интересом будет смотреть на меняющиеся наряды на клиенте и предлагать варианты, но вот в обычной жизни к одежде весьма равнодушна. Поэтому шопинг в семье никогда никому не успевал надоесть. Мне от неё передалось равнодушие к платьям, брючкам, блузочкам и умение скупиться за час, при этом не истрепав нервы ни себе, ни окружающим. А папа просто решил отдохнуть и проехаться. К тому же ему нравится смотреть на нас с Викой, как мы преображаемся и хулиганистых девчонок в настоящих леди.