Он видел девчонку несколько раз мельком — её отец ещё недавно был управляющим одного из его закрытых клубов, а Ветров предпочитал знать о своих сотрудниках всё. При первом взгляде Зеленцова-младшая не показалась ему хоть сколько-нибудь заслуживающей внимания. Спокойная, скромная девушка, без сомнений отличница и тихоня — из тех, кто не доставляет проблем ни родителям, ни впоследствии мужу. Красивая, но и только — без яркого характера, без «изюминки».
И вот сейчас эта тихоня упрямо не отводила глаз, словно до сих пор считала, что способна ему противостоять. Если бы не судорожно стиснутые в очевидной попытке спрятать нервную дрожь пальцы, можно было бы подумать, что она вообще не испытывает страха.
Ветров не любил ошибаться, и сейчас ощутил досаду, направленную скорее на самого себя. Почему он решил, что у девчонки нет характера? Неужели обманчивое впечатление сложилось только из-за холодного типа внешности? Действительно, светло-серые, почти бесцветные глаза Инги, вызывающие ассоциации с многовековыми ледниками, с трудом позволяли заподозрить в ней наличие темперамента. Изящная тонкая фигура, светлые волосы и бледная — так, что под ней ясно видны были прожилки вен — кожа придавали ей вид хрупкий и беззащитный, что тоже мешало сразу разглядеть в девчонке воительницу, способную отстаивать свои интересы.
Всё это объясняло ошибку, но не оправдывало её. И уж точно не давало ответа на вопрос, как поступить с Зеленцовой теперь. Что-то подсказывало Ветрову, что самые простые способы — запугать или подкупить — здесь могут не сработать.
Конечно, в его силах было избавиться от девчонки раз и навсегда. Причём сделать это можно было даже с выгодой для себя. Сам Ветров считал любое насилие крайней и исключительной мерой и предпочитал, чтобы все сотрудники работали на него на добровольной основе, однако среди его знакомых водились люди, которые были далеки от такой щепетильности. Не было ничего сложного в том, чтобы продать девчонку в подпольный бордель, откуда она никогда не смогла бы сбежать и где её никто бы не отыскал. Однако что-то удерживало его от того, чтобы окончательно склониться к такому решению.
Несмотря на тесные связи с криминальным миром и далёкие от законных способы заработка, Феликс Ветров был человеком с принципами. И одним из его принципов было не втягивать в деловые разборки непричастных к этому лиц. Неудачливых конкурентов и провинившихся сотрудников могла ждать самая жестокая расправа, но их семьи всегда оставались для Ветрова неприкосновенными.
Вторым принципом было то, что он сам определял короткой ёмкой фразой — «Я не воюю с детьми». Феликс мог, а иногда даже и любил потягаться с серьёзным противником, но если кто-то переходил ему дорогу случайно, по глупости, он предпочитал проучить выскочку легко, «щёлкнуть по носу», но не портить жизнь.
Конечно, случай с Зеленцовой был другим. Она сама влезла не в своё дело и не поняла ошибки. Она сама была бы виновата в обрушившихся на её голову несчастьях. И всё же, глядя на упорно пытающуюся храбриться девушку, Ветров решил не спешить.
— Ты оказалась беспокойным существом, — заметил он, окончательно поняв, что игра в гляделки не принесёт желаемого результата. — Чего ты думала добиться своим походом в полицию?
— А вы не догадываетесь? — несмотря на своё неприглядное положение, девчонка даже попыталась добавить в голос иронии.
— Неужели ты всерьёз полагала, что можешь доставить мне неприятности? — хмыкнул с демонстративным пренебрежением, рассчитывая пошатнуть её самоуверенность.
— А вы полагаете, что не могу? Тогда почему я здесь? — ещё сильнее стиснув руки, так что костяшки пальцев побелели, парировала Зеленцова.
Феликс мог только догадываться, каких усилий ей стоило сохранять видимость самообладания, но голос девушки звучал по-прежнему ровно.
— Ты здесь потому, что я предпочитаю разбираться с мелкими недоразумениями сразу по ходу их возникновения.
— Недоразумение… — глухо повторила девчонка, и в льдистых глазах сверкнула настоящая, ничем не разбавленная ненависть. — Значит, желание наказать убийцу отца — для вас недоразумение? А само убийство, наверное, и вовсе пустяк?!
— Девочка, я понимаю твоё горе, но следствие склоняется к версии о несчастном случае, — усмехнулся Ветров. — И ты напрасно решила, что те домыслы, которые ты громко называешь доказательствами, могут что-то изменить.
— Домыслы?! — девчонка явно готова была вспылить, но резко осеклась, до конца осознав смысл услышанного. — Откуда вы знаете, что именно я говорила следователю?
— Догадайся. Ты же умная. Вариантов не так много, правда?
Потрясение, написанное на лице девчонки, его позабавило. Она явно не могла поверить, что информация просочилась от самого следователя и тот, вместо того чтобы распутывать дело, по сути отдал нежданную свидетельницу ему на растерзание.
— Станислав Андреевич мой давний приятель, и тоже не любит недоразумений, — добавил Феликс, окончательно разбивая её сомнения.
— Вы чудовище… — потерянно пробормотала девчонка.
Ветров удовлетворённо кивнул. Переход к оскорблениям говорил о том, что та наконец осознала своё бессилие. Ещё не желает с этим смириться, но уже поняла, что сделать ничего не сможет.
— Я всё равно этого так не оставлю, — вскинулась Зеленцова, взяв себя в руки, чем снова его удивила. — Я знаю, что это вы убили папу, и если я не сумею этого доказать, я отомщу по-другому. Я понимаю, что сейчас вам смешно это слышать. Я в вашем доме, в вашей власти, вы можете убить и меня тоже, но тогда вам точно не отвертеться от подозрений. Всё, что я рассказала следователю, записано в моём дневнике, и я передала его на хранение надёжному человеку. Как только со мной что-то случится, эти сведения всё равно выплывут наружу, и всем будет понятно, кому выгодна моя смерть.
Феликс откинулся на спинку кресла, устремив на девчонку прищуренный взгляд. Он не сомневался, что история с дневником — чистой воды блеф, который она придумала только сейчас. Упорное нежелание Зеленцовой признать поражение начинало его раздражать. И ещё больше злил тот факт, что к раздражению примешивалась толика уважения. Он всегда ценил в людях стойкость, а способность сохранить её, находясь в заведомо уязвимом положении, тем более производила впечатление.
Однако вопрос с девчонкой надо было решать, какое бы впечатление она не производила. И чем скорее она утратит эту свою стойкость, тем лучше будет для них обоих.
— Девочка, кроме смерти с человеком может произойти множество других интересных вещей, которые не привлекут лишнего внимания и не вызовут вопросов, — холодно проговорил Ветров, укрепляясь в амплуа чудовища. — Например, такие чувствительные маленькие дурочки, столкнувшись с потерей близких и одиночеством, нередко ищут утешения в наркотиках. Как ты думаешь, кто-нибудь станет воспринимать всерьёз слова наркоманки?
Зеленцова побледнела, так что и без того белая кожа обрела нездоровый синеватый оттенок. Было видно, что эта угроза её проняла. Девчонка ни на мгновение не усомнилась, что он действительно способен силой вкалывать ей какую-нибудь дрянь, которая превратит её в овощ.
Неожиданно такая реакция его задела. Да, он сам старался добиться подобного эффекта, но достигнутый результат вместо удовлетворения пробудил только нечто очень похожее на обиду. Девчонка видела в нём монстра, который не остановится ни перед чем. Монстра, в котором нет ничего человеческого. На минуту в нём возникло иррациональное желание как-то смягчить угрозу, успокоить девчонку, но вместо этого Ветров нанёс следующий удар, закрепляя результат.
— Кроме того, разве тебе не о ком беспокоиться, кроме себя? Я слышал, с людьми, злоупотребляющими выпивкой, часто происходят несчастные случаи, и это никого не удивляет. Ты же не хочешь остаться круглой сиротой, правда?
Казалось, что больше бледнеть было некуда, но у девчонки получилось. На мгновение ему даже показалось, что она потеряет сознание, но она и тут сумела с собой совладать. Только первый раз за всё время разговора опустила глаза.