- Хорошо, - развёл руками и махнул на кресло напротив своего, через стол. Всё это время Альбина стояла по центру кабинета и не уставала принимать наиболее выгодные позы с угла обзора Михаила. Она должна выйти из кабинета победительницей, в любом случае.
И началось.
Михаил задавал вопросы о единоборствах, правилах, уточнял и переспрашивал. Альбина вспоминала всё, что она успела прочитать, благо память у неё феноменальная, запоминала буквально с первого раза. Альбина не понимала и половины из того, что говорила, считывала с внутреннего листа, как диктор, а при необходимости, не дрогнув, придумывала свою собственную версию или правила, игнорируя насмешливый взгляд Михаила.
С ивритом получилось красочней всего, вот этого Михаил не ожидал, он даже замер, когда Альбина рассказывала то, что помнила из экскурсии по земле обетованной. Рассказала на иврите, между прочим! Ей самой понравилось, она даже увлеклась и подзабыла цель «собеседования», поймала себя на мысли, что просто делится с хорошим другом впечатлениями от поездки, тем более, что сам «друг» не был против нормального общения, что-то добавлял, чем-то делился.
С маори и вовсе вышло просто, Миша и слова не знал на этом языке, скорей всего, на слух он бы даже не определил, маори ли он слышит, маркизский язык или мангаревский. Альбина и сама бы не определила, австронезийские языки она не знала и, честно говоря, учить их не собиралась. Пока точно. Так что Альбина обошлась парой бессмысленных фраз, перевода которых не помнила и не была уверена в своём произношении, а потом победно посмотрела на Михаила.
Она сделала его. Да! Конечно, она подходит на эту должность, как никто другой, но работать тут не будет. Не в этой жизни! Он ещё походит за ней, попросит, умолять будет! Где Михаилу ещё взять такого замечательного специалиста, как она, Альбина Иванова?!
Несколько триумфальных минут Альбина смотрела прямо в глаза Михаила, ликуя и не скрывая этого, демонстрируя широкую и самую язвительную улыбку, на которую только была способна. А она очень, очень способная! Маори знает!
- Ты же в курсе, милая, что в Новой Зеландии три государственных языка?
- Три? – Альбина растерялась. Какой же из австронезийских языков тоже признан государственным? Быстро перебирала всё, что читала, помнила, знала.
- Три, - Михаил вернул ей её же язвительную улыбку, вернул с лихвой. - Новозеландский язык жестов, милая. Ты знаешь его?
- Это не указано в требованиях к соискателю, - Альбина сощурила глаза, не совладав с минутной злостью и разочарованием в себе. Как она могла забыть, как могла позволить обыграть её? И кому? Михаилу Розенбергу. Только не ему.
- Я работодатель, - развёл руками Миша. – Имею право на любые требования, не противоречащие трудовому кодексу Российской Федерации. Есть там запрет на требование знаний новозеландского языка жестов? Правильно, нет. Было забавно, спасибо за цирк, ты не подходишь, милая.
- Что? – Альбина сморгнула.
Это её слово должно быть последним!
- Ты. Не. Подходишь. Милая.
- Я знаю, - вдруг, неожиданно для себя вскочила со стула Альбина. – Я знаю этот сраный язык жестов!
- Вот как? – Михаил буквально шлёпнулся в кресло и даже захлопал в ладоши. – Милая, ты бесподобна. Слушаю тебя, вернее – смотрю, - он оглядел Альбину от макушки до носков чёрных сапог, облизнул губы, так, словно его мучала жажда.
- Пожалуйста!
Альбина прошла в центр просторного кабинета. Она больше десяти лет занималась танцами, воспроизвести движения новозеландских регбистов перед матчем ей несложно. Может быть, в борьбе Альбина не понимала ничего, кроме того, что успела выучить за сегодняшний день, включая некоторые имена чемпионов, но регби она смотрела. Потому что у регбистов самые упругие задницы, какие только создала природа. И новозеландские не исключение! Она даже ходила несколько раз в спорт-бар смотреть матчи и уж точно не пропускала этих ребят по спортивному каналу. Какие мальчики! Красавцы! Хороши почти так же, как биатлонисты, не то что борцы или боксёры, и уж точно шикарней Михаила Розенберга!
Если для того, чтобы стереть с самодовольного лица Михаила улыбку, необходимо станцевать хаку – она её станцует. Высокие каблуки, деловой стиль одежды, узкая юбка ниже колена – не помеха. Юбку можно и задрать, оголив ноги до середины бедра, пиджак отбросить в сторону, встать в центре кабинета с лучезарной улыбкой, смотря вперёд, ровно перед собой, поклониться с достоинством и выдать.
Хака. Ритуальный танец новозеландский маори, с топаньем ногами, хлопками по груди и бёдрам, сопровождением голосом, прыжками. Не теряя выражение высокомерия на лице. Хотел новозеландский язык жестов – получи.
По истечении пары минут, закончив танец, Альбина быстро выскочила из кабинета, не забыв хлопнуть дверью, чтоб лампочки полопались и барабанные перепонки у хозяина помещения. Ольга проводила Альбину удивлённым взглядом, можно только представить, что думала секретарша, слушая вопли Альбины из-за двери. Хака исполняется под аккомпанемент выкриков, на которые не поскупилась Альбина.
В злости даже пуховик не застегнула, накинула на плечи и топала к парковке, злясь на весь свет.
Вроде зима, снег идёт. Идёт и тут же тает, превращается в дождь ещё на подлёте к земле, превращая зимние улицы в слякоть, пропитывая пуховики и куртки прохожих, проникая под шапки, портя причёски. Когда же начнётся нормальная зима? Как же хочется носить шубу!
Хлопнула дверью машины, перевела дыхание. Надо успокоиться, просто успокоиться, а потом забыть. Впрочем, забывать, как вытягивалось лицо Михаила, его ошарашенный взгляд, широко распахнутые глаза, приоткрытые в удивлении губы, судорожный вздох, когда Альбина одёрнула юбку, стоя к нему спиной, специально вильнув бёдрами, как контролечкой прошлась, не хотелось совсем.
«Ты не подходишь, милая». Как бы не так!
Глава 3. Михаил
Не отрывая глаз, Михаил смотрел на то место, где ещё минуту назад стояла Альбина. Как стояла… танцевала или что это было? Что. Это. Было?
Хака? Альбина на полном серьёзе изобразила в его кабинете хаку? Не смущаясь, не дрогнув, не сомневаясь, она просто встала и начала делать… изображать… танцевать хаку?
Она топала ногами в полуприсяде, подпрыгивала, громко хлопала себя по бёдрам, груди, корчила рожи. Страшно хрипела или кричала на маори, жутковатые звуки, издаваемые голосовыми связками среднестатистической европейки, шокировали, а то и вгоняли в транс.
В эти минуты Альбина была бы смешна, если бы не была столь бесподобна. Ритуальным танцем аборигенов Новой Зеландии Альбина Иванова вызывала восхищение, трепет и даже страх. В эти минуты Михаил не сомневался, что танцовщица запросто принесёт его в жертву, вырезав сердце на живую и выкинув его голодным псам. Такое ничтожество не достойно, чтобы она сожрала его сердце, без соли и перца, сырым.
Кровь, вскипевшая за считанные секунды от вида воинствующего танца блондинки, устремилась к паху. Михаил хотел эту женщину. Эту ненормальную, сумасшедшую, сногсшибательную, восхитительную, с напрочь отбитой головой. Хотел!
Хотел здесь и сейчас. Не выходя из этого кабинета. Прижать к себе, сорвать полупрозрачную блузку, порвать её, раскидав по кабинету жемчужные пуговицы. Впиться губами, зубами в маленькую грудь, настолько маленькую, что можно почти целиком вобрать её в алчущий рот. Задрать юбку, разодрать помеху из жалкого капрона и кружавчиков, плотно облегающих упругий, мелкий зад, и ворваться в тугое, горячее тепло. Войти, даже если не готова, не хочет, протестует. Войти, потому что единственное, что имеет значение – собственное, раскалённое добела желание.
Нервное движение рукой, горловина душила, не давала вздохнуть, перед глазами плясали тёмные точки, тоже хаку, били себя по груди и бёдрам, выкрикивали призывы взять спятившую блондинку, прижать, вдавить в себя, ворваться, пока не сошёл с ума вместе с ней, не окунулся в чад безумия.