История краха нашего благосостояния была мне рассказана вкратце, с опусканием, как понимаю, очень многих подробностей. Однако, и так было уже предельно ясно, что из букв «П», «Ж», «О» и «А» слово «Благополучие» никак не собрать.
На отца было больно смотреть. Осунулся. Под глазами мешки. Несмотря на то, что папа был бизнесменом, а значит, хватким, умеющим гибко реагировать на ситуацию, а иногда и пойти против правил, в душе он все равно оставался романтиком. Из тех, кто не глядя кинется защищать близких, для кого дружба — это как кровные узы. И сейчас его подкосили не проблемы, которые судьба отсыпала щедрой рукой, а именно подлость друга.
Пока мы еще имели возможность жить в своем доме. Барковский любезно предоставил нам два месяца на то, чтоб собрать деньги или подыскать себе новое дешевое жилье.
Глава 3
Своего родителя в размотанном в хлам состоянии я и застала в кабинете. Зная, что он там, я предварительно заварила ему травяной чай, набрала в пиалку меда и пошла разрабатывать стратегию.
— Па-а-ап, — протянула я, поняв, что отец погрузился в себя и только делает вид, что что — то подсчитывает, черкая в ежедневнике. — Я тебе чай принесла.
— Агуша, — черт, от боли, отраженной в его взгляде, у меня аж мурашки пробежали по коже. Мой сильный, уверенный, несокрушимый, как скала, Андрей Петрович смотрел на меня глазами побитой собаки. — Агуш, прости старика.
— Ну ты не заговаривайся! Ты у меня еще ого-го! Пап, все будет нормально. В крайнем случае, выйду за этого, сынка твоего Бричкина. Ему ж хочется красивую фамилию. Потом разведусь, подумаешь, делов-то.
Хотя делов — то здесь было более, чем достаточно. Как только появился на горизонте этот женишок, я тут же решила, что в универе доучусь заочно, а пока мне жизненно необходим благодатный воздух солнечной Италии и уроки вокала и живописи у мастеров, но никак не скорый брак с целью слияния капитала.
— Спасибо за чай, детка, но боюсь, этот вариант нам уже не подходит, — грустно покачал головой папа.
— В смысле. Пап? — удивленно зависаю на вопросе. — Вот сейчас было обидно! Мое образование, породистый экстерьер, какая — никакая родословная, творческая одаренность и ангельский характер уже ничего не стоят?!
— Агуш, к сожалению, образ завидной невесты выглядит несколько иначе. Мы же не сможем вращаться в привычных кругах. И честно, я не знаю, как быть. Даже оставив себе один магазинчик, мы не сможем пока платить зарплату продавцам.
— А моя специальность «Реклама и связи с общественностью»? Думаешь, не пригодится? Кассовым аппаратом овладею. Общаться с покупателями — тоже не проблема.
— Малыш, этим бизнес не спасешь. А ты, если захочешь, должна работать только там, где нравится. А вообще, лучше, как мама, заниматься домом и благотворительностью. В идеале.
Несмотря на трагичность ситуации, я едва не хрюкнула от смеха. Представив себя в роли моей маменьки на ужасно скучных мероприятиях, я тут же продемонстрировала это. Придав лицу максимум пафосности, чопорно задрав подбородок, я прошлась павою по кабинету, одаривая благосклонными кивками диван, шкафы, окна. И естественно, сопровождая репликами: «Будьте любезны», «О, ваш вклад бесценен», «О, Ваша щедрость не знает границ».
Папа не удержался и улыбнулся, на мгновение горькая складка расправилась.
— Какой же ты у меня еще ребенок! — от его взгляда, лучившегося любовью, мне тут же захотелось реветь. Сделав дурашливый реверанс, я наклонила голову, чтоб незаметно прикусить губу и не расплакаться.
Как же больно сейчас взрослеть! Словно бабочке, мне приходилось продираться сквозь плотный кокон, с отчаянием вытаскивая из него маленькие, склеенные, беспомощные крылышки.
— Дочь, ты у меня умница — разумница, но этого мало. Сейчас если все рухнет, ты будешь просто девочкой с улицы, у которой есть диплом. Знаешь, люди очень быстро отворачиваются от упавших. Закон стаи — слабых сжирают, — он горестно вздохнул и хотел еще что-то добавить, но тут кто-то поскребся в дверь.
— Андрей Петрович! — Аня, наша домработница, осторожно засунула голову.
— Да, Ань, что ты хотела?
— Моя двоюродная сестра, ну вы ее знаете, наверно, Марина, потеряла работу. Ваш друг, Барковский, уволил ни за что ни про что…
При имени заклятого друга отец вздрогнул, будто его ударили плетью. На лбу вздулась вена и запульсировала так, что мне стало страшно.
— Папуль, — я быстренько зачерпнула ложкой мед и поднесла к его губам. — Ну-ка, успокоительное. Давай! — скомандовала я, целуя отца, как маленького, в макушку.
За то время, когда мы не виделись, он сдал неимоверно. Стал, и правда, похож на старика. Плечи согнулись. Лоб, словно резцом скульптора, прочертила глубокая поперечная морщина, выдавая груз навалившихся проблем. Его густые, смоляные волосы, долго сопротивлявшиеся седине, сейчас, кажется, проиграли бой. Половина головы словно подернулась инеем скорби. Но больней всего мне было смотреть в его глаза. Их яркая, всегда искрящаяся жизнью синева словно присыпалась пеплом усталости и глухой боли.
Мне стало по-настоящему страшно — вот так люди и умирают от потрясений. От переживаний. А мужчины — они на самом деле такие чувствительные. Ранимые. Это мы можем позволить себе рыдать в три ручья, выплескивая и настоящее, и надуманное горе. Мужчины молчат. Держат все в себе. И эта боль может рвануть в любой момент. И во что бы то ни стало, необходимо снизить градус этой боли, чтоб не рвануло.
На маму надежды мало. Она как ребенок, хлопает глазками и причитает: «Господи! Что же с нами будет?» Будто Господь ей может ответить или что-то изменить. Получается, из нас троих одна я обладаю супер-силой. И я должна что-то придумать. Потому что потерять отца и получить на руки пятидесятилетнего беспомощного ребенка, в виде мамули, не могу. Я должна что-то придумать.
Подчинившись, отец послушно проглотил мед, запил чаем и благодарно посмотрел на меня.
— Агуша! Девочка моя! — боже мой, в глазах его стояли слезы! Опять пришлось, чтоб не разреветься, больно ущипнуть себя за бок. Едва не подавившись глотком воздуха, я обхватила своего любимого Андрея Петровича за шею.
— Папулька, ты у меня такой классный! У нас все будет хорошо!
Анечка, осознав, что за время ее отпуска у нас в семье что-то изменилось далеко не в лучшую сторону, стояла, наверно забывая дышать, и смотрела на нас, как на финал «Хатико».
Вспомнился любимый фильм папы — «Двенадцать стульев». Зачем? Быстренько сделав перемотку кадров, поняла — Остап Бендер — это образец неунывающего неудачника. Фух, отбрасываем его негативный опыт, берем оптимизм и вперед. Чо там у него главное? А, «Командовать парадом буду я»!
Понимая, как сейчас неимоверно трудно отцу озвучивать ситуацию, я беру ее в свои руки.
— Что твоя кузина? Ань?
— Я наверно, не вовремя?! — огорченно заморгав глазами, пробормотала она.
— Другого времени не будет. Выкладывай.
— Я думала, может она бы могла к вам устроиться? Она очень расторопная! Правильная. А с ней так поступили…, - она растерянно замолкла, предчувствуя неладное.
Отец еще больше сгорбился, понимая, что и ему сейчас придется «так поступить»: уволить человека, который работает с душой, потому что не в состоянии платить зарплату.
— Аня, пошли, сейчас я в семье главный. Мы с тобой что-нибудь придумаем.
И странное дело! Взяв бразды правления в свои руки, я почувствовала себя настоящим полководцем. Не имеющим права падать духом и отвечающим за свою армию.
Я утащила нашу домработницу в столовую, достала бутылку вина и приготовилась устроить попойку. Ну как попойку… Меня уносит в светлую даль с одного бокала, поэтому моя задача была как шахматная партия. Просчитать количество глотков, максимально допустимых для меня, чтоб не уехать, и такое же количество для Ани, чтоб она уехала, предварительно осознав незавидность положения, но не впасть в панику.
— Аглая, мы что, с вами сейчас пить будем? — изумленно хлопала ресницами эта добрая девушка.