Сексуальное влечение индонезийца вполне входило в мои планы. А дело было в том, что у нас с профессором не было детей. За все время брака я и профессор никогда не предохранялись. Но ни разу у меня не было даже намека на задержку. Как и проблем со здоровьем тоже. Врачи лишь пожимали плечами. Мол, такое бывает.
И вот, пережив крах… ну ладно, почти пережив крах семейной лодки, я для себя решила, что мужчина мне больше не нужен, а нужна его сперма. Идея родить для себя ребёнка овладела моим разумом, а мысль о том, чтобы забеременеть от человека с совершенно иной генетической и расовой принадлежностью захватила целиком. По статистике на курорте забеременеть легче: чистый воздух, благоприятная атмосфера, отдых и полное отсутствие стрессов. И по моим расчетам этого должно было хватить.
Очень привлекательный Искандар подходил для этой роли идеально, а местами его прикосновения были даже приятными. В конце концов, не каждый день мужчина хочет так сильно, что не спускает с тебя рук. Почему я не обратилась к донорству? Мне нужен был живой, настоящий и очень горячий мужчина. Чересчур сильно хотелось отомстить профессору — эта мысль пламенным костром грела душу. Конечно, так быстро забыть я его не могла. Я не хотела вернуть мужа и надежды у меня никакой не было, только отвратительная горечь предательства. Тупая боль внутри. А еще комплексы. Они нарастали во мне, словно паутина. Вначале тонкая, едва заметная, а с каждым днем все толще и плотнее, до тех пор, пока меня не окутало толстым, непрозрачным слоем. Ведь что-то же со мной не так, раз меня поменяли на другую.
К вечеру я взошла на борт арендованной Искандаром яхты, в полной готовности осуществить свой план. Белоснежная, горящая золотом в лучах заходящего солнца, она могла принять на борт больше десяти человек. Оборудованная уютной каютой для отдыха, а также туалетом и душевой кабиной, имела одно вместительное спальное место, кухню и даже WI — FI. Судя по всему, трахнуть меня индонезиец планировал с шиком, и мне, простому историку и зубрилке, черт возьми, это очень льстило. Мы оба делали вид, что плывем в океан не для этого. Кроме нас на борту было ещё два матроса. Но они, привыкшие к разгулам туристов, работали настолько незаметно, что мне казалось, будто мы с Искандаром наедине.
Английский я знала в совершенстве, в свое время получила диплом на этом языке. На острове все говорили на двух языках: английском и местном — индонезийском. Мы с Искандаром отлично понимали друг друга, ему даже удавалось шутить, что меня приятно удивило.
Вид моего нового приятеля был вполне современным, по всей видимости, он интересовался модой и выглядел, как очень загорелый европеец, если бы не слегка раскосые глаза, его с трудом можно было причислить к азиатам. Но выбор пал на Искандара не просто так. Разработав свой план и проведя несколько дней возле банка репродуктивных тканей с самой большой базой донорского материала на острове, я наконец-то была вознаграждена настоящим красавцем, регулярно сдающим сперму за компенсацию. В подобных местах критерий отбора очень строгий, и человека с заболеваниями и плохими анализами попросту не возьмут. Чудо случилось! Искандару понравились мои серые глаза и длинные светлые волосы. Мы познакомились, и он, конечно же, решил, что случайно.
Внимательный индонезиец помогал мне спускаться в открытый океан, поддерживал и следил, чтобы я не утонула. За бортом мы резвились, словно дети, и он целовал меня в воде, пока я, обхватив его ногами, держалась за крепкие мускулистые плечи. У Искандара было потрясающее тело. У профессора, конечно, такого не было.
Мы устроились на лежаках на корме, и мой кавалер открыл для нас бутылку шампанского. Тысячу лет я не чувствовала себя настолько женственной. Никакой влюбленности я, конечно, не испытывала, уж слишком простым и предсказуемым оказался островитянин, но, по крайней мере, было приятно осознавать себя красивой, молодой и желанной.
Неизвестность манила, а разбитое сердце толкало в пропасть, ведь кроме профессора, другого мужчины в моей жизни никогда не было. Не могу сказать, что супружеский секс был каким-то скудным или совсем уж плачевным. Профессор всегда удовлетворял мои потребности, наверное, поэтому слухи об его измене, так сильно шокировали меня. Удовольствие с мужем я получала, потому что оргазм — всего лишь рефлекторная реакция, хоть и разной интенсивности, и с разным ощущением удовлетворенности по итогу. Нет в нем ничего божественного и сверхъестественного.
Ближе к девяти вечера мы ушли довольно далеко от пирса. Искандар рассказал, что там вдалеке есть потрясающий необитаемый остров. И если я хочу, то завтра утром мы могли бы причалить к берегу. Он многозначительно ухмыльнулся, и я поняла, чем именно он хотел заняться там. Он перебрался на мой лежак и стал гладить тело, осыпая комплементами. Было немного страшно, но в тоже время меня стало окутывать возбуждением. В конце концов, я сама этого хотела.
И вдруг на горизонте появились две рыбацкие лодки. Двигались они с приличной скоростью. В том факте, что к яхте шли лодки, похожие на рыбацкие, не было ничего удивительного — рыбаки часто подходили к яхтам и просили воды, топлива, сигарет или предлагали купить у них рыбу. Странным было время визита — девять часов вечера. Искандар заметно напрягся, встал с лежака. На палубу выбежали матросы. Дурное предчувствие, внезапно возникшее ожидание беды холодной змеей поползло по позвоночнику.
Глава 3
Когда судна подошли ближе, я с ужасом поняла, что ничего общего с рыбной ловлей эти люди не имели. Лодки с мощными моторами были плотно набиты бандитами, вооруженными автоматами. На голых торсах здоровенных, темнокожих мужиков крест-накрест пересекались патронные ленты, в руках они сжимали оружие. Все, как один. На голову каждого из головорезов была натянута черная вязаная шапка, лица скрыты обмотанными вокруг головы красными и черными платками, но имелась прорезь для глаз. С двух сторон борта лодки развивались флаги. Справа колыхались знамена устрашающе черного цвета, слева — большие полотнища кроваво-красного. Выглядело все это шокирующе. Оружие вблизи я никогда не видела, но была почти на сто процентов уверена, что на борту их лодки имелся крупнокалиберный пулемёт.
Я онемела от ужаса. Какое-то время тупо смотрела в одну точку и моргала ресницами, осознавая с какой бешенной скоростью приближаются «гости» к нашей яхте.
— У них оружие! — взвизгнула я на русском языке, после чего быстро обмотавшись парео, перешла на английский. — Зачем рыбакам оружие?
Но индонезийцы, составлявшие мне компанию в этой незабываемой прогулке, не слышали. Искандар и матросы носились по палубе, вытаскивая из трюма колючую проволоку. Таким способом они пытались не пустить врага на борт, не позволить бандитам подняться на нашу яхту. Но я понимала, что этого недостаточно. Матросы протягивали узкие полоски металла с острыми шипами вдоль туго натянутого троса, оба конца которого были закреплены на судовых конструкциях. Наша яхта набирала скорость, матросы, вытащив пожарные шланги, направляли напор воды в бандитские судна, стараясь сбить их с курса, и не давая подплыть ближе. Мужчины орали друг на друга по-индонезийски. Не понимая суть их слов, я чуть не свалилась за борт, когда яхту качнуло на растущей волне. Держась за канат и желая спрятаться, я спустилась в трюм, едва не свернув себе шею на деревянных, скользких от воды, ступеньках. Яхту кренило на правый борт. Один из матросов орал в рацию, прося помощи, но сигнал почему-то пропал, как будто кто-то перебил его. Наступила удушающая тишина.
— Пираты! — заорал низкорослый матрос, пытаясь достать откуда-то сверху ракетницу.
От страха я забилась в угол. Пираты?! Какие ещё пираты!? Это звучало одинаково на всех языках. Но если сложить все увиденное и помножить на перепуганные лица команды и Искандара, то сомнений не оставалось. Но как это возможно? Мы же не в Сомали?! Да, я знала, что в восточной Африке, есть какие-то пираты, они нападают на корабли, везущие дорогостоящие грузы. Но я была на борту обычной туристической яхты — это же не нефтяной танкер или паром с кучей цветного металла в ящиках на борту. Я пыталась себя успокаивать, но ничего не выходило. Любую лодку можно продать, а наша была в отличнейшем состоянии, тем более захватить ее ничего не стоило.