— Молодец, — отчуждённо похвалила учительница.
И тут же перевела разговор, принявшись рассказывать о следующем годе той страшной и великой войны.
Но Саша не слышал. В его голове мелькали странные обрывки воспоминаний, связанные с Кристиной. Одна ужасная мысль уже поселилась в его мозгу, но он отгонял её, как невозможную, неправильную. Её долгий пронзительный взгляд вчера при его словах: «Что, говорить разучилась?», её до безумия упрямое сопротивление с телефоном, вместо того, чтобы выполнить его просьбу сказать хоть слово; наконец, вся эта ситуация с такой строгой с каждым — даже с отличником — учительницей… Всё это было странно. Необычно. И явно неспроста. Всё это было бы нелепо и даже забавно, если бы не казалось чем-то серьёзным.
И страшным. В памяти невольно всплыло смущённое лицо Миши со словами: «Она другая». Что всё это, чёрт возьми, значило? Та мысль, что Саша отгонял, снова предательски прокралась в подсознание и так заполнила его, что он чуть не задохнулся от беспомощности перед ней. Как бы Саша ни пытался привести аргументы об её нереальности, в уме понимал обратное: всё говорило за эту догадку.
Нет! Срочно нужно было что-то сделать, хоть что-то, чтобы раз и навсегда твёрдо понять, что это неправда! «Она другая», — снова и снова голосом Миши безжалостно говорило его подсознание, и, не выдержав, Саша ударил кулаком по столу парты, пытаясь заглушить собственные мысли.
Некоторые недоумённо и даже с опаской оглянулись в его сторону. Но он не обращал внимания на это. Саша просто развернулся к Кристине и пристально смотрел на неё, пытаясь уверить себя, что всё дело лишь в её непростом характере. Именно он и только он был причиной её молчания.
Почувствовав на себе взгляд, Кристина тоже посмотрела в сторону Саши и тут же, вспыхнув, отвернулась.
— На будущее, чтобы ты знал, — шёпотом обратилась вдруг к Саше сзади сидящая одноклассница, — к ней лучше не лезь. Она немая.
Глава 3. Своя жизнь
Кристина всю жизнь не могла говорить. С младенческого возраста её неизменным спутником стало молчание. Уже позже, когда девочка начала что-то понимать, родители сказали, что она нема с рождения и объяснили, что это означало. Конечно, они старались как можно мягче убедить её, что это не так страшно. И что такое не влияет ни на жизнь, ни на судьбу.
Увы, взрослея, Кристина поняла, что они ошибались.
Сначала она очень страдала от непохожести на других. Считала себя даже не больной, а какой-то ущербной. Ведь все, кого она знала, могли говорить, включая и её родителей. В кого тогда она такая уродилась?
Маленькой девочкой Кристина часто беззвучно плакала по ночам в подушку, представляя, каким мог быть её голос. Таким же нежным и красивым, как у мамы? А вдруг Кристина могла бы петь, как многие яркие и известные девушки в телевизоре? Но этого ей уже никогда не узнать…
Повзрослев, она перестала жалеть себя. Кристина поменяла всё: и образ жизни, и мышление, и вкусы, и взгляды. Теперь она многое осознала и поняла, что слезами себе не поможешь. Нужно жить дальше и радоваться тому, что у неё было.
Но даже сейчас она неосознанно выделяла в людях именно их голоса. Подмечала каждый новый тембр, выразительность, высоту. Возможно, втайне Кристина и завидовала их обладателям, но отгоняла эти мысли подальше. Она пыталась жить убеждением, что была такой же, как и они, ничем не хуже.
Но каждый раз, когда Кристина слышала что-то вроде: «У меня такой кошмарный голос, я его терпеть не могу», ей хотелось изо всех сил ударить того, кто так жаловался и сказать как можно более гневно, чтобы дошло: «Радуйся тому, что вообще можешь говорить!» Но она никогда этого не делала, потому что ненавидела драки, и не говорила эти слова, потому что… Потому что просто не могла сказать. Ничего.
Хотя Кристина не теряла надежды, что когда-нибудь и в её жизни случится чудо. Операция, которая могла ей помочь, была очень дорогостоящей. А потому Кристина строго запретила родителям баловать её. Она просила откладывать любые лишние деньги на будущее, а не растрачивать на всякие сюрпризы и мелкие приятности. Лебедевы-старшие прекрасно знали о её мечте и делали так, как хотела дочь. Поэтому семья жила небогато. Из всей современной техники у них была только стиральная машинка, дешёвый пылесос и старенький телевизор. Ну и самый простой мп3-плеер, который Кристине подарили на семнадцатый день рождения. Ещё до покупки телефона. Вот и сейчас она слушала музыку из него, пока ехала в метро до школьной станции. Что ещё… Навороченные гаджеты семья не покупала, зато недавно у каждого из Лебедевых появился современный телефон.
Ах да, точно. Теперь его у неё не было. И вряд ли когда-нибудь появится.
Кристина поморщилась, вспомнив этого наглого хама, их новенького. В первый же день этому типу удалось разбить не только её телефон, но и так твёрдо и усиленно строящуюся оборону безразличия к мнению окружающих. Иногда её уже выворачивало от их сочувствующих взглядов и попыток помочь — это давало чувствовать себя немощной и больной. Но, что бы Кристина ни делала, отношение окружающих не менялось. И тогда она научилась не принимать близко к сердцу. Построила стену отчуждения к их взглядам на таких, как она.
Но эта его непохожая на других манера поведения с ней злила ещё больше. Конечно, Саша не знал о её ситуации и не хотел обидеть. Но ему удалось задеть Кристину. Причём оба раза прямо цель: что тогда, с этим злополучным кабинетом директора и телефоном, что в другой раз, с исправленной ошибкой. И у неё даже не было шанса оправдаться или хотя бы как-то попытаться сгладить ситуацию, выйти из неё с максимально сохранённым достоинством. Она в полной мере ощутила свою беспомощность в обоих случаях с новеньким.
Хорошо хоть, что вот уже неделю после того происшествия на уроке истории Саша не предпринимал попыток заговорить с Кристиной. Так было проще, хоть она и догадывалась о причине. Скорее всего, Саша как-то узнал правду, и ему просто было неловко. Интересно, он сильно терзался муками совести и жалостью к ней? Эта мысль не приносила даже злорадного удовлетворения. Наоборот, вызвала отвращение.
Сколько можно относиться к ней, как к немощной? А ведь, скорее всего, у него была такая реакция на неприятную новость о ней. Хотя, возможно, он просто забыл или даже посмеялся над её «болезнью». От такого как Саша, можно ждать что угодно.
И зачем ей вообще думать об этом, строить какие-то версии? Ей ведь всё равно, что о ней думали все окружающие, включая и Сашу.
***********
Вот уже неделю Саша не мог успокоиться. Мысли о Кристине нагло лезли в голову и занимали чуть ли не всё свободное время.
Узнав, что она немая, он ещё долго не мог смириться. Но, конечно, пришлось принять это. Хотя Саша не мог представить, каково это. Слишком привык к своей жизни. К жизни обычных людей. А ведь Кристина сразу ему понравилась…
От Ани, одноклассницы, которая рассказала ему правду о его таинственной незнакомке; он узнал, что Кристина училась наравне со всеми именно здесь, а не в специальной школе, потому, что не считала себя другой. Она хотела доказать всем, что ничем не отличалась от них. Мало в каких школах руководство соглашалось на подобное, а потому Кристине приходилось каждое утро ехать на метро как минимум полчаса, причём с двумя пересадками.
Это многое говорило о ней. Мало у кого хватило бы сил, чтобы принять такое решение. Трудно представить, каково ей среди отличающихся от неё сверстников. Каково учиться по той же программе и на тех же условиях, что и они.
Теперь, когда Саша знал причину её молчания, всё изменилось. Он понимал её поступки. Знал, что сам испортил знакомство. Вспоминая разбитый телефон и ситуацию на уроке истории, он догадывался, насколько издевательски всё это было для неё. Очень неприятно, противно и даже невыносимо вспоминать всё это, но будто назло себе, Саша снова и снова прокручивал в голове каждую деталь их конфликта. Всё больше убеждался, как безнадёжно всё испортил.