— Вытяни вперед больную ногу, — снова шепчет. От этого шёпота, такого интимного и доверительного, внутри сжимается тугой комочек. — Старайся ей сильно не шевелить. И держись крепко за руль, будем нарушать, обгонять и мчаться, главное быстрее тебя до места доставить.
Подчиняюсь, на мгновение, забыв о своей больной ноге. Филипп пару раз нажимает ногой на рычаг и через несколько секунд мотор ревёт во всю, а мотоцикл подо мной начинает вибрировать. Эта вибрация успокаивает и будоражит одновременно. Никогда еще я не ездила на мотоцикле. Да я и на велосипеде-то ездить не умею. И никогда ещё я не встречала такого неординарного парня.
Снова нахлобучиваю на голову шлем, застёгиваю ремешок, и мотоцикл срывается с места.
3. Ветер и скорость
Мотоцикл несет нас вперед, а я сижу, зажмурившись и трясусь, как листок на ветру. Холодный ветер пронизывает до костей, и чувствую, как зубы начинают выстукивать затейливый ритм. Чечётка или босанова, но что-то определенно задорное и энергичное. Филипп сидит сзади, я надежно "заперта" меж его рук, его бедра обхватывают мои, а ладони он так и не убрал. Ситуация в любой другой момент казалась бы мне двусмысленной, если бы не сильная боль, которая мешает думать о чем бы то ни было другом. Молю всех богов — реальных или выдуманных, чтобы это безумное путешествие скорее закончилось. Слышу, как мощно ревет двигатель мотоцикла — этот звук заглушает все вокруг. Такое ощущение, что мою голову засунули в какую-то турбину, не смотря на то, что на мне шлем надет.
Мой извозчик глубоко дышит — чувствую, как вздымается и опускается его грудь, но я будто окаменела, даже как дышать забыла, настолько страшно. Этот огромный черно-стальной мотоцикл пугает, а настолько тесный контакт с молчаливым спутником тревожит — я не очень люблю, когда так неожиданно вторгаются в личное пространство. К тому же, совсем посторонний мне человек. Каким бы симпатичным этот человек ни был.
Я устала держать ногу на весу, но после одной единственной попытки ногу эту куда-то притулить, чуть не завизжала от боли. Ерзаю на сидении, уцепившись изо всех сил в рогатый руль.
— Не дергайся, — кричит Филипп на ухо. Наверное, если бы не шлем, я бы оглохла от его окрика.
Испугавшись, чуть подпрыгиваю на сидении и широко распахиваю глаза. Ох, лучше бы я этого не делала, потому что мотоцикл развил просто какую-то феноменальную скорость. В животе сжимается тугой комок, дыхание перехватывает — я никогда так быстро не ездила, даже, кажется, на каруселях ни разу с такой скоростью не кружилась. Перелом уже не беспокоит, теперь главное вообще выжить. В возможности хорошего исхода я почему-то все больше сомневаюсь. Наверное, я трусиха, но не могу полностью ему довериться, что-то мешает. Возможно то, что я никогда с такими необычными парнями знакома не была. Что у него на уме? Может быть, ему будет только в радость сбросить меня в ближайший сугроб?
Резко выдергиваю одну руку из цепкого захвата широкой ладони в кожаной митенке и срываю с головы шлем. Хочется верить, что со стороны мои телодвижения выглядят хоть немного, но эффектно.
— Какого черта ты решил нас угробить? — ору, повернув голову назад.
Филипп внимательно следит за дорогой, чуть прищурившись. Надеюсь, он морщится не из-за того, что страдает близорукостью — только подслеповатого водителя не хватало. Как будто, мало мне сегодня неприятностей.
— Зачем шлем сняла? — спрашивает, слегка вывернув в сторону руль, и мы заворачиваем в какой-то двор. Он оказывается сквозным, и мотоцикл через мгновение снова выезжает на дорогу.
— Почему ты так быстро едешь? — не унимаюсь, будто кто меня в бок иголкой тычет. — Мне и перелома хватает, к чему еще и сотрясение?
— Шлем надень и не будет никакого сотрясения, птичка, — ухмыляется нагло и самоуверенно, продолжая следить за дорогой. Наверное, он привык со своими байкершами так по-хамски обращаться, но я ему не они.
— Хватит меня птичкой называть! Нашёлся тут альбатрос, — моему возмущению нет предела. Да что этот бритоголовый дрыщ себе позволяет?
— Ну, ты и потешная, — Филипп уже откровенно смеется надо мной, не переставая при этом бойко лавировать в пробке, где нужно сбавляя скорость, а где и прибавляя до опасного максимума. — Потерпи меня еще немного, мы уже почти доехали.
Тяжело вздыхаю и перед тем, как отвернуться, на мгновение задерживаю взгляд на его лице. У Филиппа высокие скулы, чуть раскосые карие глаза, прямой нос и красиво очерченные губы с вечно блуждающей на них наглой ухмылкой. Чуть дольше, чем следует, задерживаю на них взгляд. Хочется ли мне их коснуться? Нет, конечно же, но они красивые, будто нарисованные.
— А почему ты сам не в шлеме? — почему мне это вообще должно быть интересно? Кто меня за язык вечно тянет?
— Потому что у меня один шлем, — снова эта усмешка, от которой мне немного не по себе. Не могу понять, что кроется за ней. — И я, как дурак, как распоследний рыцарь предложил его даме, а она не хочет носить. Безобразие! Это разбивает мне сердце!
— Придурок, — шиплю, резко отвернувшись.
Я бы еще много о чем могла ему рассказать, но вдруг чувствую, что мотоцикл замедляет ход.
— Приехали, — Филипп паркуется возле одноэтажного слегка обветшалого здания, над входом в которое большими буквами значится: "Травматология". Порываюсь слезть, но куда мне, если моя нога совсем отказывается работать?
— Только не дергайся, птичка, и не ори, а то брошу тебя здесь — будешь ползком к больнице двигаться.
Филипп слезает с мотоцикла и одним плавным движением берет меня на руки. От неожиданности даже не успеваю хоть что-то возразить. Чувствую щекой холодную кожу его куртки и слышу ровное сердцебиение над самым ухом. Этот звук успокаивает, и мне даже удается немного расслабиться, пока он быстро несет меня к входу. Он определенно сильный — чувствую себя пушинкой. Это чертовски приятное чувство, надо заметить.
— Подержите дверь? — слышу его ровный приятный голос, вопрос обращен к кому-то мне невидимому.
— Конечно-конечно, — это, вероятно, какая-то старушка. — Знаете, молодой человек, хоть по вам и не скажешь, но вы очень галантный джентльмен, — старушка жеманно хихикает. — Не часто встретишь сейчас молодых людей, согласных носить девушку на руках.
— О, милая леди, вы даже и не догадываетесь, какие безумные и романтические поступки я готов совершать ради любимой дамы.
Снова хихиканье и смех Филиппа. А он, определенно, умеет производить на женщин впечатление.
Не успеваю, как следует обмозговать способность моего спутника зачаровывать милых дам постбальзаковского возраста, как он уже садит меня на неудобный жесткий стул напротив какого-то кабинета.
— Посиди пока тут, я сейчас пойду, узнаю, как к доктору попасть, — и быстро уходит.
Смотрю ему в след, любуюсь его стремительной походкой и широкими плечами. Интересно, а у него есть татуировки? Никогда близко не была знакома с теми, кто украшает свое тело несмываемыми письменами. Мне интересно посмотреть, что скрывают его кожаные одежды. Тьфу ты, нужен он мне! Привез и на том спасибо. Стараюсь отвлечься и смотрю на снующих в разные стороны людей: кто-то на костылях, у кого-то загипсована шея, а кто-то и вовсе на инвалидной коляске. Неприятное место, ничего не скажешь.
Пока я размышляла, Филипп возвращается. Его окованные железом казаки сильно стучат и звякают цепочками при каждом шаге. Будто конь скачет, а не мужик средней комплекции.
— Потерпи, птичка, мои объятия еще чуть-чуть, — говорит, снова подхватывая меня на руки. — В этом клоповнике рентгенкабинет в самом дальнем конце коридора.
Тяжело вздыхаю, чтобы показать ему, как же он надоел, но в душе радуюсь — сейчас мне комфортно, каким бы странным он ни казался. Филипп несет меня легко, будто совсем ни грамма не вешу, а я стараюсь надышаться им — запах бензина, кожи и табака — мне нравится, как он пахнет.
— Можно?
— Входите! — грубый голос за дверью заставляет вздрогнуть. Я не люблю больницы, они пугают, но ситуация не терпит отлагательств — без врача я не обойдусь. Главное, чтобы в стационар не упекли.