— Все будет хорошо, — пообещала я ему.
Конь печально вздохнул и потянулся за подарком мягкими губами. Я погладила его по морде — а он дожевал и протяжно заржал, запрокинув голову. Альциона охотно присоединилась.
Тао Лат с непроницаемым лицом поймал Хима за морду, вставил удила на место и, почтительно поклонившись господину, потянул коня за поводья. Мистер Кантуэлл проводил его взглядом и отчего-то зябко передернул плечами.
— Чем вы его угостили? — настороженно поинтересовался он и подставил мне локоть.
— Яблоком, — предельно честно ответила я, взяв его под руку.
— И все? — темные брови скептически изломились, придавая вытянутому лицу такое же страдальческое и недоверчивое выражение, какое было у коня поначалу.
— Вы ждали какой-нибудь абракадабры и ярких вспышек? — непринужденно уточнила я — и даже не вздрогнула, когда альциона, навернув над нами круг, обрушилась мне на плечо и длинно присвистнула. — Боюсь, шум и взрывы напугали бы коня, а перед самыми скачками это совершенно ни к чему.
Мистер Кантуэлл покосился мне за спину, на птицу — и кашлянул. На глазах у публики не произошло ничего такого, что нельзя было объяснить разумными доводами: ни длинные рыжие волосы, ни гнусно хихикающие альционы, ни тем более половинки яблок еще не являлись несомненной гарантией черного колдовства — и все же, все же…
— Как зовут вашу питомицу? — вежливо поинтересовался мистер Кантуэлл.
Альциона хохотнула, запрокинув острый клюв, и переливчато свистнула. Я сработала строгим цензором, повторив только последнюю часть, и обезоруживающе улыбнулась:
— Иначе она не откликается.
От необходимости обсуждать странную кличку альционы меня спасло знакомое светло-серое кепи, мелькнувшее за раскидистыми листьями пальмы. Я приподнялась на цыпочки и замахала рукой:
— Мистер Реншоу!
Это имя, разумеется, заставило мистера Кантуэлла тотчас забыть и про птицу, и про яблоко. Владелец кепи обернулся, продемонстрировав в просвет между листьями роскошные усы и удивленные глаза, заулыбался и свернул с дорожки — в нашу сторону.
Мистеру Реншоу перевалило за пятый десяток, что ничуть не мешало ему сохранять молодецкую бодрость духа, хватку аллигатора, чутье акулы и густые темно-каштановые волосы, едва тронутые сединой. Ими он гордился особенно, а потому не упустил момента поприветствовать даму, сняв кепи и по-шутовски раскланявшись.
— Расцветаете все прекрасней с каждым днем, мисс Блайт, — тоном опытного (еще бы!) сердцееда изрек мистер Реншоу и перевел заинтересованный взгляд на моего спутника.
Мистер Кантуэлл в этот миг больше всего напоминал матерого ягуара в засаде. Настороженный, собранный, опасно притихший — того и гляди внезапно сорвется в смертоносный прыжок, сбивая жертву с ног, переламывая хрупкие позвонки.
— Позвольте представить: мистер Кристиан Наронг Кантуэлл, эсквайр, — быстро вклинилась я. — Мистер Кантуэлл — мистер Эдвин Реншоу, устроитель скачек и мой давний знакомый.
Мистер Реншоу медленно моргнул, и вдруг стало казаться, что матерых ягуаров тут два, а мне лучше бы оказаться где-нибудь в другом месте. Но я героически выстояла, пока мужчины обменивались положенными любезностями и тяжелыми колкими взглядами, в которых ясно читалось предвкушение добротной драки.
— Мистер Кантуэлл выставляет своего коня на сегодняшних скачках, — вклинилась я — и поняла, что только подлила масла в огонь.
Однако при мне мужчины вели себя, словно два заколдованных пособия по этикету, мгновенно переключившись на обсуждение лошадиных статей и квалификаций. Я охотно включилась в разговор, вставляя замечания с типично знахарской точки зрения: какая разница, есть у племенной кобылы многочисленные награды или нет, если она толком разродиться не может?..
Тао Лат подошел неслышно и незаметно, как идеальный слуга, и смиренно встал чуть в стороне, дисциплинированно не вмешиваясь в господский разговор. Мистер Кантуэлл сам прервал свой пространный монолог, чтобы повернуться к камердинеру и вопросительно изогнуть выразительную темную бровь.
Тао почтительно поклонился, пряча лицо в тени:
— Все готово, господин.
Мистер Реншоу едва скользнул по нему взглядом и снова уделил все свое внимание мистеру Кантуэллу. А зря — камердинер, смиренный и незаметный, цепко следил за ходом беседы, наверняка подмечая то, на чем не успевал сконцентрироваться его господин. Это было настолько похоже на ту позицию, что обычно занимала я при разговоре сильных мира сего, что становилось не по себе.
Мужчины не становятся ведьмами. В них слишком сильно желание менять мир, прогибая его, делая удобным для себя, и слишком слаба привычка его слушать. Когда мужчина вдруг начинает так старательно внимать, он не думает о том, чтобы кого-то понять. Он ищет слабое место.
Что могло понадобиться слуге азартного игрока от устроителя скачек? Не станет же он просить, чтобы от его господина не принимали никаких ставок. Это не единственный ипподром в колониях — а уж найти другой тотализатор будет, пожалуй, даже проще, чем отыскать еще один стадион.
Разве что что-то понадобилось самому мистеру Кантуэллу — а внимательности слуги он доверял больше, чем своей собственной? Учитывая столь явное кровное родство, я бы не удивилась.
— Совсем забыл о времени! — воскликнул вдруг мистер Реншоу, натянув на лицо улыбку аллигатора, старательно изображающего чувство вины. — В обществе прекрасной дамы и интересного собеседника минуты летят незаметно. Мне пора подниматься на трибуны, мисс Блайт, мистер Кантуэлл…
Мой наниматель кивнул, не скрывая разочарования. Мистер Реншоу не обратил на это внимания, только уже в конце прогулочной дорожки выразительно обернулся через плечо — и я утвердительно кивнула, встретив его взгляд. Других бесед о своих сугубо личных делах он при свидетелях никогда не вел, и я уважала его желание.
Мистер Реншоу едва заметно кивнул в ответ и повернулся к своему секретарю, на ходу отдавая какое-то распоряжение. А я повернулась к мистеру Кантуэллу — и едва не вздрогнула, поймав над его плечом взгляд Тао.
Как двустволка на упоре. Только на его плече тихо и смиренно, как лучшая из вышколенных горничных, сидела в засаде мангровая альциона, скромно сложившая крылья.
Глава 4. О куртуазном времяпровождении
Тропическая жара диктовала свои правила: выгонять лошадей на круг под палящим солнцем было чревато, и начало скачек порядочно сдвигалось. Мы успели обойти парк, обмениваясь знакомствами: я представляла мистера Кантуэлла людям, с которыми так или иначе успела пересечься по вопросам своей сугубо специфической профессиональной деятельности, он меня — тем, кому повезло до сих пор не обзавестись проблемами, с коими обычно бегут к знахарке. Новые знакомые были сама любезность. Мистер Кантуэлл, к моему удивлению, ничуть им не уступал — и сыпать милыми глупостями и дежурными комплиментами у него выходило так легко и естественно, что я заподозрила, что в нашу первую встречу он просто подражал Тао Лату, чтобы казаться серьезнее.
Сам Тао от привычного амплуа не отклонился ни на йоту. Перед его каменной непроницаемостью спасовала даже альциона, сдавшаяся и улетевшая куда-то по своим птичьим делам. Он то пропадал, ни сказав ни слова, то вдруг возникал где-нибудь чуть в стороне от дорожки, в тени, и почтительно склонялся перед своим господином. Тот каждый раз церемонно извинялся передо мной и отходил, чтобы переброситься парой слов с Тао.
После первого раза мистер Кантуэлл выглядел приятно удивленным. После второго — просто удивленным. После третьего — уже откровенно ошарашенным, и я не выдержала:
— Ваш камердинер что, бегает следить за тотализатором?
Мистер Кантуэлл нервно хохотнул, и я поставила себе одиннадцать из десяти за догадливость.
— Не ожидали, что трюк с яблоком возымеет эффект? — усмехнулась я.
— Такой — точно не ожидал, — честно признался мистер Кантуэлл. — Все эксперты в один голос твердят, что Хим придет в лучшем случае шестым, и это даже попало в газеты. Но сейчас на его победу ставят так, словно он первый из фаворитов! Ваше имя здесь явно много значит, — он помолчал, свернув на дальнюю дорожку, над которой плотно смыкались кроны деревьев с кожистыми темно-зелеными листьями, и вздохнул с облегчением. — Какая же жара…