Едва путники пересекли тракт, как во мраке зажглись лиловые глаза. Заколыхались метелки придорожных трав, дважды испуганно ухнул филин, а стая летучих мышей сделала в воздухе здоровенный крюк, лишь бы только держаться подальше от злого лилового взгляда. Любая зверушка в здравом уме предпочитала обходить Мерду стороной.
* * *
Пока Киприан и Юлиана прохлаждались в городе, к Пелагее на огонек заглянул Пересвет. Явился опрятный, умытый, в чистенькой одежде — и сразу полез по веревочной лестнице в библиотеку. Кекс с Пирогом на него рычали, а потом даже собрались укусить. Но к тому времени Пересвет был уже высоко. Он обещал, что посидит совсем недолго. Но в итоге сжег несколько свечей, умял, не заметив, целое решето брусники и вскоре художественно храпел под раскрытой книжкой с названием «Зоопланктон равнинных рек».
Ночные странники ворвались без стука. У Киприана в волосах застряли какие-то листочки, а к венку прилепилась паутина с рассерженным пауком. Не менее сердитую Юлиану заботливо спустили и поставили на ноги.
— Скорее всего, у нее растяжение, — пояснил Киприан. Пелагея тотчас бросилась за аптечкой. А виновница переполоха принялась ожесточенно отряхиваться.
— Нет, ну правда! Что я тебе, пугало огородное? Взвалил на спину и понёс! — возмущалась она.
— И близко не пугало! — возразил Киприан. И тут оба услыхали храп.
— Это Пересвет, — просеменив к хозяйке, сказал Пирог. — Он бы у меня узнал, почем фунт лиха. Но, как назло, затаился в библиотеке, — удрученно добавил он. — А вы почему так поздно?
Юлиана сложила на груди руки. Не хватало еще перед всякой малышнёй отчитываться.
— Зубастый вредитель, вот ты кто! — сказала она Пирогу.
Подоспела Пелагея с эластичным бинтом. Усадила Юлиану на диван, замотала ногу, как попало.
— Нет уж, давай, я, — вмешался Киприан и опустился перед Юлианой на колени. От смущения она не знала, куда себя деть. Чтобы Вековечный Клён (можно сказать, почтенных лет существо), обладающий вдобавок суперспособностями, оказывал тебе первую медицинскую помощь?
Юлиана нашла, что это слишком.
— Уйди, без тебя справлюсь, — отстранив Киприана, сказала она.
Пелагея между тем занималась странными подсчетами.
— Раз одеяло, два одеяло, третье для Пересвета, — загибала пальцы она. — Плюс четвертое для меня. Раз подушка, два подушка, три подушка. Плюс два коврика для собак.
— Что это ты считаешь? — поинтересовалась Юлиана. — Моим мохнатым злодеям коврики ни к чему.
Но Пелагея пребывала в приподнятом настроении и заявила, что даже злодею иногда полагается коврик.
— Барометр перестал показывать «Великую сушь», — с довольным видом сообщила она. — Похоже, он наконец-то образумился и теперь предвещает шторм. Нам грозит похолодание.
— Час от часу не легче, — вздохнула Юлиана. — И что, ты собираешься забраться на свой усыпляющий чердак?
Пелагея радостно кивнула. Кроме разного рода потайных комнат, библиотек с веревочными лестницами и котов, склонных к сверхъестественным проделкам, у нее в доме имелся чердак.
Если вас ненароком занесёт на чердак, через пять минут вы заснете беспробудным сном, вне зависимости от времени суток. Но прежде на вас предупредительно свалится подушка и пара тёплых одеял, чтобы спалось с комфортом. Пелагея была единственной, на кого ухищрения чердака не действовали. Он мог сколько угодно метать одеяла, посыпать ее подушками и градом снотворных чар. Бодрость и жизнерадостность никуда не девались.
Когда Пелагея принялась греметь ящиками в поисках шкатулки, оглушительный храп Пересвета прервался на кульминации — и паренек вскочил, словно фермер только что вызвал его на бой с сорняками. Книжка, мирно дремавшая у него на лице, полетела вниз, шелестя страницами.
К чердаку не вело ни единой лестницы. А из библиотеки до него мог добраться лишь акробат с непревзойденной техникой прыжков и лазанья по канатам. Там, где заканчивались книжные полки, с потолка обрубком свисал канат, похожий на туго затянутую девичью косу.
Чтобы залезть на чердак, нормальному человеку требовалась лестница. Разыскав шкатулку, Пелагея зачерпнула из нее горсть лунной пыли, развеяла пыль по воздуху — и посреди гостиной вырос сияющий вихрь. Юлиана восприняла это как само собой разумеющееся. Киприан усмехнулся со знанием дела. Кажется, их обоих было уже ничем не пронять. А вот Пересвет выпучил глаза. Он резво спустился по веревочной лестнице и собрался пристать к Пелагее с расспросами. Но та приложила палец к губам. Ей предстояло составить из вихрящихся частиц широкую лестницу от пола до потолка. Лестницу до блеска навощенную, с перилами, держаться за которые не побрезгует и сам король. По ступенькам такой лестницы идешь как по гладкому, прочному стеклу.
Когда вихревой обряд завершился, Пелагея поднялась к чердаку и вжалась плечами в крышку люка.
— Странное дело, — проговорила она. — Обычно открывался легко. А теперь будто что-то мешает.
— Наверняка там скопилось море одеял, — предположила Юлиана. — Если тайный ход на чердаке по-прежнему открыт, представляю, сколько чужаков туда-сюда шастает. Хорошо бы, Обормот отправил их всех в иное измерение.
Киприан без лишних слов взлетел по лестнице, чтобы прийти Пелагее на подмогу. Он уже засучил рукава и приготовился открыть этот злосчастный люк. Но Пелагея его остановила.
— Давай, я лучше по старинке. Через окно.
Она распрямила спину, трижды повернулась вокруг своей оси и превратилась в белую горлицу. И лишь после того как горлица упорхнула в окно, Пересвет обнаружил, что стоит разинув рот.
На чердаке послышалась возня. Со скрежетом ездили по доскам не то стулья, не то ящики. Пелагея падала и кувыркалась, пытаясь высвободиться из плена многочисленных одеял. Наконец она издала возглас, который мог означать что угодно, и открыла люк изнутри. На ничего не подозревающего Киприана тут же хлопнулась перьевая подушка. Венок из золотых кленовых листьев соскочил с головы и со звоном покатился по ступенькам. Внизу его подобрала Юлиана.
— А что за тяжесть мешала с той стороны? — спросила она.
Тяжестью оказалась спящая девушка с черными, как смоль, короткими волосами и измученным лицом. Лицо покрывала смертельная бледность, черты опасно заострились. Было видно, что она долго не ела и не пила.
— Нужно вынести ее отсюда, — сказала Пелагея. Киприан вызвался помочь, но Юлиане это не понравилось.
— Что ворон считаешь? — зашипела она на Пересвета. — Раз уж заявился на ночь глядя, сделай хоть что-нибудь полезное.
Пересвет дёрнулся, словно ему отвесили оплеуху, и сломя голову бросился наверх по сияющей лестнице. Но всё равно опоздал. Киприан уже нёс девушку на руках. Совсем не так, как носят мешки с картошкой.
Поручив спящую заботам друзей, Пелагея встала во весь рост и огляделась. Чердак, в отличие от остального дома, не впитал в себя запахи чабреца, шалфея и прочих трав, что сушились на окнах. Он ломился от самых невероятных подушек и одеял: шелковых с искусной вышивкой, из грубого льна и скромного ситца в горошек. И пахло от них, как от очень старых, повидавших виды бабушкиных вещей. Пелагея вдруг почувствовала себя тысячелетней старухой. Но потом быстро глянула в зеркальце. Нет, ее красота с годами не вянет. Всё те же каштановые кудряшки, тот же нос с горбинкой и кожа, гладкая, как у ребенка. Пелагея давно потеряла счет времени. Она успела побывать там, где время не ценят, и там, где ему придают слишком большое значение.
— Эй, Киприан, на одежду наступаешь! — Вывел из задумчивости голос Юлианы. — Сейчас как загремишь с трехэтажной лестницы!
— Это предостережение или угроза? — усмехнулся тот.
— Я могла бы подобрать ему другой фасон! — крикнула с чердака Пелагея. — Такое в городе уже лет двадцать не носят.
— Бесполезно, — ответила Юлиана. — На нем вся одежда становится длинной и ниспадающей. Не человек, сплошное расстройство!
* * *
Пыль, зной, духота. От кровавых укусов чешется и ноет тело. Насекомые жалят без остановки, словно в этом цель всего их короткого существования. Едкий запах мужского пота, ругань и хлысты, охаживающие спины сестер. Марта помнит себя шестилетней. Именно в этом возрасте ее продали в рабство. Ее, обеих сестер и мать. Незадолго до того как семью постигло горе, отец ушел в дальнее плаванье и пропал без вести. Если бы он вернулся, то непременно бы их отыскал, отдал какой угодно выкуп и освободил от пут. Не такой он, чтобы бросить родных в нищете и страхе. Война застала приморский городок врасплох. Часть жителей поубивали, часть увели силой, чтобы продать подороже. Нет, не стоит сейчас вспоминать. Воспоминания еще более мучительны, чем реальность.