— Ты меня вообще слышишь? — взъярился Эмиль, и я удивленно поднял на него глаза. — Объясняю тебе прямым текстом. Лидию интересуют богатые и знатные поклонники, к которым ты никак не относишься. У тебя нет никаких шансов обратить на себя ее внимание.
Я тяжело вздохнул и покачал головой. Да уж…
— Мне просто нужен билет. Пожалуйста.
На лице друга что-то дрогнуло, и он обреченно махнул рукой.
— Влюбленный дурак. Ладно, я достану. Я не хотел, чтобы все получилось так скомканно, но ты… Мы с Софи решили, что ты… Ты же знаешь, что земли возле Академии пострадали больше всего? Там разрушено почти все…
— Да, — нахмурился я, не понимая, к чему ведет Эмиль. — Но вы же решили остаться в поместье на зиму…
— Не в этом дело. Те земли, которые Лидия продала Софи, взлетели в цене раз в десять из-за того, что городской совет принял решение отказаться от восстановления старой божевольни, собственно говоря, там и восстанавливать теперь особо нечего. Поэтому… Поскольку ты выступил в какой-то степени посредником в этой невероятно выгодной сделке, тебе честно полагается щедрый процент…
До меня дошел смысл сказанного, и я возмущенно сжал кулаки.
— Ты решил меня оскорбить?
— Нет, Кысей. Это ты меня оскорбишь, если откажешься от денег. Софи правильно сказала, что твоя Лидия локти себе кусать будет от зависти, когда узнает…
— Я ничего не возьму, — отчеканил я зло.
— Если бы не ты, Кысей, то я бы потерял жену. Ты можешь обижаться, но я тоже не люблю быть должным. Поверенный Цомик, кстати, он ведет дела Пионы в наследстве, сам предложил Софи заняться ее финансами, тем более, что сделку о купле-продаже земель тоже оформлял он. Старый пройдоха мигом почуял выгоду. Я сегодня же попрошу его все сделать. А если ты откажешься, билет будешь доставать сам. И не факт, что достанешь.
Я стиснул зубы так сильно, что заболела челюсть. Все мои возмущенные протесты оказались бесполезными. Эмиль уперся бараном и твердо стоял на своем. Я сдался, мысленно пообещав себе, что как только разберусь с делами в столице и поймаю Серого Ангела, то найду способ вернуть ему деньги. А Софи тоже хороша!.. Это ж надо было додуматься до такого…
Прощание вышло сумбурным и торопливым. Рано утром за мной заехал Эмиль, его жена ждала в экипаже. Она попыталась еще раз отговорить меня от плаванья, но быстро сдалась. Софи сильно злилась на Лидию, и поэтому я удивился ее неожиданному подарку.
— Возьми, Кысей. Это для нее. Раз уж ты не хочешь ничего слушать, то попробуй завоевать ее расположение этой безделушкой.
— Я не возьму… — отрицательно замотал я головой, когда Софи протянула мне бархатную коробочку, в которой лежала изумительной красоты и тонкой работы камея.
— Это оникс довольно редкой окраски, но он не очень дорогой. Не беспокойся. Я всю ночь над ним работала. И это не тебе, а ей. Подаришь ей, когда увидишь. Это заставит ее взглянуть на тебя… иначе.
Светлые глаза Софи неожиданно потемнели и странно сверкнули, когда она бросила взгляд на камею. В черном камне с золотисто-огненными разводами был изображен силуэт. Сначала я не понял, чей, но потом удивленно присвистнул.
— Софи, но почему?.. Зачем ты изобразила?..
— Уверена, что Лидия оценит подарок, — перебила меня Софи. — Поверь мне. А еще украшение прекрасно подойдет под браслет с черным жемчугом, который она у меня заказала.
Я скрипнул зубами при мысли о Сером Ангеле и неохотно положил коробочку в карман.
Отец Георг сокрушался и тревожился из-за предстоящего тяжелого плаванья, несколько раз повторил адрес почтенной четы Остенбергов, потом торжественно вручил мне рекомендательное письмо для отца Павла и материалы по новому делу, ради которого меня отзывали в столицу. Кажется, наставник все же втайне радовался моему отъезду. Мне было совестно перед стариком, я не посмел разрушить его надежды на то, что он избавил меня от Лидии. Дома мне не пришлось долго собирать вещи. Привратник искренне огорчился, когда узнал, что я уезжаю, боязливо поинтересовавшись, не собираюсь ли забрать с собой Рыжего. Я успокоил маленького человечка и поторопился в порт. И так уже безбожно опаздывал на корабль, хотя капитан Робертс обещал ждать меня до последнего.
Все получилось даже лучше, чем я рассчитывал. Лидию я нашел на палубе, где она застыла, вцепившись в перила. Я неслышно подошел и встал рядом, разглядывая скрывающийся в дымке берег. Корабль плавно скользил по волнам, в лицо сыпал мелкий снежок. Я с упоением вдохнул холодный морской воздух. Лидия вдруг всхлипнула и полезла за платком. Я поторопился протянуть ей свой.
— Не надо печалиться, госпожа Хризштайн. Держите.
Лидия вздрогнула и очень медленно развернулась ко мне, а я разглядывал ее и недоумевал, почему это бледное лицо с нездоровым румянцем на щеках, красным распухшим носом и темными кругами под глазами кажется таким милым и родным.
— Какого демона вы здесь делаете? — прогнусавила она.
— Плыву в столицу, — улыбнулся я ее нелепой попытке выглядеть грозно с сопливой физиономией. — А вы? Разве вы здесь не за этим?
Она скрипнула зубами и оттолкнула мою руку с платком.
— Интересно, с каких пор Святой Престол предал анафеме бритвенные принадлежности?
Казалось, она больше была возмущена моей щетиной, чем тем фактом, что я спутал ей планы. У нее на ресницах таяли снежинки, а из носа текло. Смотреть было совершенно невозможно. Я не выдержал и вытер ей нос. Лидия отпрянула, вырвала у меня платок и швырнула его за борт, словно ядовитую змею.
— Не смейте ко мне прикасаться, иначе отправитесь следом!
— Меня уже раз пытались столкнуть с корабля, как видите, ничего не вышло…
— У меня получится, уверяю вас. Прочь с дороги!
Я заступил Лидии дорогу, прижав ее к перилам.
— Серый Ангел на борту?
— Да, — с вызовом ответила она, и ее лицо вдруг приобрело зеленоватый оттенок. — А вы здесь третий лишний, господин инквизитор. Пропустите, иначе…
— Замечательно. Купец Ковач любезно уступил мне каюту рядом с вашей…
— …Иначе меня сейчас выблюет на вашу мантию! Что?..
— Что за?..
Я отшатнулся, видя, что Лидия позеленела и зажала себе рот ладонью. Тень упоминала простуду своей госпожи, но я даже не думал, что все так серьезно. Правду говоря, выглядела Лидия паршиво, словно облезшая кошка, по ошибке укутавшаяся в дорогие соболя. Я придержал ее за локоть и посоветовал:
— Идите в каюту, госпожа Хризштайн, отлежитесь, на вас без слез смотреть невозможно…
Она злобно шмыгнула носом и выдавила сквозь зубы:
— Кто бы говорил… Страхолюдина небритая… Моя простуда пройдет, в отличие от вашей неизлечимой глупости!..
Лидия высвободила руку и пошла, осторожно ступая по мокрой палубе. Погода стремительно портилась, и качка усиливалась. Я не выдержал, и когда Лидия оступилась в очередной раз, догнал ее и подхватил под руку, невзирая на сопливое шипенье и гнусавые проклятия.
Я перевернул последнюю страницу материалов столичного дела и глубоко задумался. Четыре человека мертвы. Три юноши и одна девушка. Из богатых и знатных столичных семей. Умерли так страшно, что у меня от скупых описаний мороз шел по коже. Разве возможно свести кого-то с ума до такой степени, чтобы… Виль Лешуа уверился, что у него в животе завелись змеи, добираясь до сердца. Он пытался кинжалом вскрыть себе грудную клетку, чтобы вытащить его и спрятать. Остановить его не успели, бедняга скончался на глазах у обезумевшего от горя отца. Второй юноша, Жуан Витор, стал вести себя странно, у него случались приступы, когда он срывал с себя одежду, носился по поместью нагишом, а потом забивался в угол комнаты, отгоняя от себя воображаемых чудовищ. За ним не доглядели, и в один из приступов он набросился на служанку и загрыз несчастную, словно дикое животное, а после стал пожирать самого себя, пока не умер от потери крови. Драган Мирчев, третья жертва, сначала изводил домашних, пытаясь сосчитать собственные волосы. Никто поначалу не встревожился из-за такой странности, но после того, как он попытался себя ими удушить, его близкие забеспокоились. Его наблюдал профессор Адриани, пытаясь распознать источник странного помешательства, но не преуспел. У пациента обнаружилась недюжинная сила, он снял с себя скальп и воткнул в голову столовые приборы, пробив череп в нескольких местах. Он ухитрился прожить еще полчаса, истекая кровью и наводя ужас на видавших всякое сестер столичной божевольни. Те в один голос утверждали, что столовое серебро на голове несчастного извивалось и шевелилось, словно живое… А последняя жертва, Марина Остронег, была… Меня затошнило от кровавых подробностей, и я был вынужден отложить листы, спрятав их в шкатулку.